Когда он умолк, повисла тягостная тишина, которую Спиди нарушил своим замечанием о том, что мне приходилось охотиться на кабанов в Афганистане. Парни повернулись ко мне, рассчитывая, что я перехвачу разговор у Бисмарка, но не успел я и рта раскрыть, как тот спрашивает:
– В Афганистане? И какими же судьбами вас туда занесло, капитан Флэшмен?
При этих словах все так и рухнули со смеху, а Том, стараясь не дать гостю почувствовать смущение, пояснил, что я воевал там и практически в одиночку выиграл войну. Он зря старался, поскольку Бисмарк и глазом не повел, наоборот – тотчас разродился пространной речью о прусской армии и всем таком прочем, о своей службе в чине лейтенанта, и том, как ему жаль, что в те годы было так мало возможностей, чтобы отличиться.
– Ну, – вмешиваюсь я, – в таком случае был бы рад уступить вам все опасности, что выпадают на мою долю, и милости просим.
Именно такого рода реплики народ обожает слышать из уст героев. Парни заржали, а Бисмарк нахмурился.
– Вы предпочитаете избегать опасностей службы? – удивился он.
– Ну, по крайней мере стараюсь, – говорю я, подмигивая Спиду. Если бы он только знал, как близко это к истине! – Черт побери эту рискованную, неприятную службу. Пули, клинки, ребята режут друг друга почем зря – никакого тебе покоя!
Когда стихли приступы хохота, Том пояснил, что я шучу: на самом деле Флэши – человек недюжинной отваги, не упускающий ни единого шанса сразиться и завоевать славу. Бисмарк выслушал все это, не сводя с меня ледяного взора, и тут, вы не поверите, принялся читать нам лекцию о солдатском долге, о благородной миссии службы Отечеству. Очевидно, он и сам в это верил, настолько торжественно звучали его слова, и только это помогало младшим из нас сохранять серьезное выражение на лицах. Бедолага Том очень переживал, как бы не оскорбить своего гостя, но в то же время Бисмарк его уже совсем достал.
– Господи, и почему дядя не подобрал кого-нибудь другого, чтобы нянчиться с ним? – поделился Том позже со мной и Спидикатом. – Видали вы большего зануду и осла? И как мне вести себя с ним, а?
Нам нечем было ему помочь – про себя я решил держаться подальше от Бисмарка. Он нервировал меня: столько в нем было этого чертова превосходства. В одном Том ошибся: кем-кем, но ослом Бисмарк не был. В нем было что-то общее с тем непревзойденным идиотом – Кардиганом, под началом которого мне пришлось служить в Одиннадцатом гусарском, но сходство это было поверхностным. Та же надменная убежденность в правоте всего, что он говорит и делает; такой человек взирает на мир так, будто тот создан исключительно для него одного. Он прав, и все тут. Но если под блестящим обличьем Кардигана прятался прирожденный тупица, то с Бисмарком было не так. Внутри него скрывался глубокий ум, и тот, кто слышал в его речах лишь монотонные проповеди и подмечал только отсутствие юмора – юмора в нашем понимании слова – и потому почитал его напыщенным