Необходимость дальнейшего накопления материала (контексты употребления этого слова), недостаточная разработанность методологии анализа темпоральной семантики слов-понятий[78] – все это оставляет вопрос об истории слова и понятия гражданин открытым.
История понятия. Исследователями истории понятий неоднократно отмечалось, что «в истории ключевых понятий в России высока доля интенциональности, авторства»,[79] что «через свои цивилизующие и ранжирующие речевые акты власть выступает в роли первого "ковача слов"».[80] В сущности, именно по инициативе правительства русское слово гражданин стало постепенно осмысляться в социально-политическом ключе. В 1718 г. по указу Петра I переводится книга С. фон Пуфендорфа «О должностях человека и гражданина». Это значимый элемент петровской политики «популяризации понятия общего блага, которое должно было объединять правителя и подданных в едином порыве службы отечеству».[81] К этому же времени относится возникновение понятия патриот.[82] «Кто Гражданин бывает, тот свободу свою естественную погубляет и подчиняет себя повелительству, которое жития и смерти власть имать»[83] – видимо, гражданин как социально-политический термин потребовался для своего рода «словесной легитимизации» необходимости безоговорочной службы «отцу Отечества».
Этот существенный сдвиг в семантике слова не получил, однако, широкого и последовательного развития в Петровскую эпоху – в подавляющем большинстве документов слово лишено социально-политической семантики, обозначая горожанина и/или входя в оппозицию с «военным», «духовным».[84] Форма множественного числа «граждане» выступает синонимичной собирательному «гражданство».[85]
В 30-х гг. XVIII в. наблюдаются отдельные употребления с политико-правовым значением и морализаторским оттенком, «характерным для языка естественного права».[86] Эти употребления не связаны с официальным дискурсом власти, они относятся к языковой деятельности отдельных личностей. Например, в предисловии к II «Сатире» А. Д. Кантемир пишет: «Все, что пишу – пишу по должности гражданина, отбивая все то, что согражданам моим вредно быть может»,[87] а в примечании к XVII «Сатире» отмечает: «Сколько бы больше число было благонравных граждан, если б всякую нашу шалость ответствовать были должны наши воспитатели».[88] Так намечаются две линии развития семантики социально-политической терминологии: официальная, связанная с дискурсом власти, диктующей смыслы, и индивидуально-личностная, определяемая мыслительным поиском «интеллектуалов».[89]
Подобные употребления оставались спорадическими до последней трети XVIII в., когда эти две линии приходят в конфликтное пересечение.
В 1783 г. по «заказу» Екатерины II издается второй перевод названной книги Пуфендорфа. Этот текст – обязательная часть школьного