На полу валялась серебряная шкатулка со взломанной крышкой. Среди мелких украшений виднелся золотой фасинум.
Луций опустился на колени, взял подвес, сжал в кулаке. И зашептал молитву древнему божеству, которое с незапамятных времен хранило его семейство:
– Фасцин, бог моих предков, сохрани меня. Сохрани моих сыновей. Верни нас однажды в Рим.
Через десять безумных, мучительных, бессонных суток Луций был готов покинуть город.
Верный своему слову, Сеян не конфисковал собственность, но настоял на продаже любимого дома. Из-за срочности Луций понес значительные убытки. После скрупулезного изучения ему вернули финансовые записи, а также копию истории Тита Ливия вкупе с рядом других ценных свитков. Все документы туго свернули и тщательно упаковали в кожаные книжные футляры – капсы.
С родными и несколькими рабами, которых семейство брало с собой, Луций стоял на причале, ожидая посадки на лодку, что доставит их по Тибру в Остию, где он заказал места на торговом судне в Александрию. Запах реки напомнил ему о таверне, куда Эфранор доставил известие о кончине Августа. Где же она? Неподалеку, подумал он. Повернувшись и глянув за штабель ящиков с семейным скарбом, он различил вход в таверну. Сколько же времени миновало!
Едва он посмотрел в ту сторону, как дверь отворилась и вышел какой-то человек. Отчаянно шатаясь, он двинулся к причалу и в итоге чуть не налетел на ящики. Это был Клавдий.
Приблизившись, кузен отвел взгляд, но Луций шагнул к нему и раскинул руки. Друзья обнялись.
– Прости меня, Луций. Зачем я д-д-дал тебе те гороскопы!
– Нет, Клавдий, твоей вины тут нет.
– Но ведь именно я настоял, чтобы ты пошел со м-мною той ночью, когда в статую двоюродного деда ударила молния…
– Перестань, Клавдий, не кори себя. Не виноваты ни ты, ни Сеян, ни Тиберий. Если Фатум существует и от него нельзя уклониться, то подобный исход неизбежен, и следующий этап моего жизненного странствия уже предрешен, как и следующий, и за ним, и дальше, пока не пробьет смертный час.
– А если Фатума нет? Если космосом правят случай и свободная воля?
– Значит, я сам не заслужил расположения богини Фортуны. Избрал неправильные пути.
– Каким же т-ты стал философом!
– Иногда только философия и несет утешение, – горько ответил Луций. Закрыв глаза, он глубоко вздохнул и покачал головой. – Нет, я не прав. У меня есть Ацилия. Есть близнецы. Матушка. – Он посмотрел на Камиллу, которая держала одного из малышей – кажется, Кезона, хотя поди пойми, – и ворковала над ним, цокая языком.
Мать очень постарела. С тех пор как умер отец, она пребывала в упадочном настроении и ослабела здоровьем; горе нанесло ей сильнейший удар. Не в ее годы плавать по морю в октябре, но она настояла, чтобы не разлучаться с внуками.
Ацилия