Луиджи не терял надежды, что молодая женщина заметит его, посмотрит в нужную сторону, привлеченная звуками музыки. Но звуки отражались от высоких стен домов, стоящих напротив, и Анжелина упорно вглядывалась в темноту улицы. Ей даже в голову не пришло посмотреть наверх. Наконец Луиджи это понял. Впрочем, несмотря на всю свою решимость, он испытывал страх, к которому примешивалась неведомая ему ранее робость. «Как подойти к ней? Что сказать? – спрашивал себя Луиджи. – И какой прием она окажет цыгану? Да, сыну ветра, но также и сыну никчемности. Я мог бы довольствоваться тем, что просто побродил бы по городу, подошел бы к воротам ее дома. Но надо же такому случиться! Она зажгла свечу, когда все честные люди спят. К счастью, она не заметила меня, сидящего на крыше».
Луиджи узнал адрес повитухи, расспросив старика, сидевшего недалеко от моста через Сала. Дожидаясь ночи, благоприятствующей его тайным передвижениям, он сидел под мостом и грыз сухарь, устремив взгляд на бурные воды реки. Но Луиджи не удалось остаться незамеченным. Он привлек к себе внимание любопытной Жермены Лубе, вдовы Марти, как ее по-прежнему называли в городе, покупавшей у булочника хлеб, и столкнулся с Сатурненом, старым звонарем, жившим недалеко от колокольни.
Луиджи, ничего не знавший о своем настоящем происхождении и о том, что на самом деле его зовут Жозеф де Беснак, без всякой опаски прошел под окнами дома своей матери и спрятался в темном переулке как раз напротив конюшни Лубе.
«Я приду в другой раз, – решил он, откладывая в сторону смычок и скрипку. – Черт! Я теряюсь в присутствии этой барышни, которую, по сути, совсем не знаю».
Луиджи стал осторожно слезать с крыши, но тут Анжелина, встревоженная тем, что музыка смолкла и стал слышен какой-то шорох, посмотрела на крышу. Она увидела светлое пятно – просторную рубашку бродяги – и отблеск его серьги.
– Боже! Луиджи, спускайтесь же! – воскликнула она.
Но Луиджи уже исчез. Обезумевшая, не верящая в свою удачу, Анжелина поняла, что у музыканта есть только один путь для бегства – улочка за задней стеной здания. Она уже собиралась броситься туда, как во дворе раздался звонкий лай. Овчарка устремилась в открытые ворота. За ней бежала Розетта, держа на руках плачущего Анри.
– Мадемуазель Энджи! Что вы тут делаете? Меня разбудила собака, так громко она рычала. И тут же расплакался малыш.
Разрываясь между материнским инстинктом и желанием поговорить с неуловимым Луиджи, Анжелина не знала, как поступить. Ей удалось схватить Спасителя за ошейник в тот самый момент, когда он уже собирался выскочить на улицу, весь взъерошенный, скаливший зубы.
– Успокойся, моя собака! – велела овчарке Анжелина. – Розетта, прошу тебя, возвращайся в дом и уведи этого разъяренного зверя. Он, несомненно, увидел на крыше кошку. Я слышала, как она мяукала, и вышла посмотреть.
– Это