Я выключил щуп и убрал его обратно. Аккуратно сняв шлем и нацепив его на дуло автомата, просунул его в дверной проем – вновь тишина. Надев шлем, я глубоко вдохнул, задержал дыхание и, присев на корточки, кубарем перекатился по полу под стол, мгновенно развернувшись к противоположной стене: опять никого.
Вылез из-под стола, отряхнулся и методично проверил таким же образом оставшиеся комнаты. Тревога улеглась – все было чисто.
Я тяжело вздохнул и пошел обратно к лестнице. Уже почти ступив на первую ступень, я услышал разорвавшую тишину сверху пару коротких экономных очередей из «абакана»: это почерк Сибиллы. Как на крыльях, взлетел наверх: Сибилла передергивала затвор, а на выходе из литейного цеха корчились в предсмертных судорогах две здоровенных крысы серовато-рыжего окраса. Сибилла увидела мою голову, торчащую из люка с автоматом в поднятых руках:
– Надо было бы позвонить в санэпидемстанцию, – сказала она, откинув прядь волос со лба, – но я не успела.
– А‑а-а‑а, – протянул я, – ну и ладно, чего зазря людей беспокоить. Внизу все чисто, пошли за отдыхающими.
Мы вернулись в ангар, встреченные взглядами Ирины и Йоргена: один взгляд был взволнованно-радостным, другой – нетерпеливо-раздраженным. Туристы спешились с дромадеров: кто болтал, кто копался в рюкзаках, а кто негромко разговаривал, разминая затекшие ноги.
– Все чисто, можно заходить, – крикнула Сибилла.
– Значит, так, – громко сказал я, – верблюдов стреножить и выдать им корма на день. Готовьтесь, через пять минут пойдем по койкам.
Мы с Сибиллой отволокли труп кадавра подальше от ангара, а потом втроем с Йоргеном прикрыли ржавые ворота (почему их никто не смажет?) и приперли их ящиком с железными болванками. Сибилла поставила на скамейку ультразвуковой пугач, настроенный на частоты юварков, церберов и крыс. Я отсоединил от щупа видеоглазок и замаскировал его на ящиках.
Мы выстроились в нестройную колонну и пошли по пустым коридорам к лестнице. Йорген с Сибиллой впереди, а я замыкал. Когда вниз спустился Крис Паттерсон