После стольких лет службы Мегрэ почти машинально поднимался по крутой пыльной лестнице криминальной полиции, как всегда, немного задыхаясь. Он на минуту остановился и непроизвольно взглянул на стеклянную клетку, служившую залом ожидания, которую одни называли «аквариумом», а другие – «чистилищем». Возможно, все сотрудники поступали аналогичным образом и это превратилось в своего рода профессиональный ритуал?
Даже когда, как и этим утром, яркое, веселое солнце заливало своим светом Париж и заставляло блестеть розовые колпаки на каминных трубах на крыше, лампа в «чистилище», где не было окон и куда свет проникал только из бескрайнего коридора, горела весь день.
Иногда на креслах и стульях, обитых зеленым бархатом, сидели типы с более или менее бандитскими рожами, старые «клиенты», задержанные ночью каким-нибудь инспектором и теперь дожидавшиеся, когда их вызовут на допрос, или осведомители, свидетели, получившие повестку накануне и теперь поднимавшие голову всякий раз, когда кто-нибудь проходил мимо.
По какой-то непонятной причине здесь в черных рамках на золотистых шнурах висели фотографии полицейских, погибших при исполнении обязанностей.
Через «чистилище» проходили и другие персонажи, мужчины и женщины, принадлежащие к так называемому свету. Они сначала стояли, ожидая, что их вызовут с минуты на минуту, словно зашли сюда просто так, на огонек. Через время они подходили к стулу, на который в конце концов садились. Нередко случалось, что часа через три их снова видели, ушедших в себя, с поблекшим взглядом, потерявшими чувство своей общественной значимости.
В то утро в «чистилище» сидел один мужчина. Мегрэ заметил, что он принадлежит к типу, который в полиции обычно называют «крысиная морда». Мужчина был худым. Над высоким лбом с залысинами торчал клок рыжеватых волос. У него были голубые глаза, а нос казался еще более острым, поскольку подбородок был немного скошенным.
Везде, начиная со школы, можно было встретить подобных индивидуумов. Бог знает почему, но их никогда не принимали всерьез.
Мегрэ практически не обратил на него внимания. Если бы в тот момент, когда он открывал дверь своего кабинета, его спросили, кто находится в зале ожидания, он не нашелся бы, что ответить. Было без пяти минут девять. Окно было распахнуто настежь, и над Сеной поднимался легкий золотисто-голубой пар. Впервые в наступившем году Мегрэ надел демисезонное пальто, однако воздух был еще прохладным, освежающим, его хотелось пить, словно выдержанное белое вино.
Снимая шляпу, Мегрэ взглянул на визитную карточку, лежавшую на столе, под рукой. Чернила были бледными: Жозеф Гастен, школьный учитель. В правом углу, такими мелкими буквами, что комиссару пришлось нагнуться, чтобы прочитать, было выведено: Сент-Андре-сюр-Мер.
Мегрэ не провел никакой связи между визитной карточкой и человеком с крысиной мордой. Он только спросил себя, где слышал о Сент-Андре-сюр-Мере. Раздавшийся в коридоре звонок означал начало совещания у начальника. Мегрэ снял пальто, взял папку, приготовленную накануне, и, как много лет подряд,