– Смотри! – я кинул книги на диван, – почему ты мне не веришь? Посмотри на год издания! Вот! Черным по белому написано: «Двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года, в четыре часа утра!..»
Михаил молчал. Я оставил ему книги и вернулся домой.
Утром я пошел к Францу Анкерману. На этот раз мне пришлось постучать в дверь.
– Тебе чего? – он явно был не рад меня видеть.
– Франц Иосифович! Мне нужно с вами поговорить. Поверьте, для меня это очень важно!
Он погладил усы и молча распахнул шире дверь. Разговаривали мы долго. Дед Франц действительно служил переводчиком в посольстве, часто бывал за границей. В 38–м, по анонимному звонку «куда следует», был арестован. Его обвинили в шпионаже в пользу Германии. Прямой связи не признали, поэтому он избежал расстрела и пошел по этапу. На фронт, правда, его призвали – нужны были переводчики. Мобилизовался в 46–м и вернулся домой. А дома хороших новостей не было. Племянника арестовали, долго держали в психиатрической лечебнице, потому что он изображал из себя пророка и вовсю кричал о «роковом воскресении». Кажется, он там и умер. Отец Михаила погиб в первые дни войны, а мать умерла с голоду в конце 45–го. Ну, а дед мой сразу после мобилизации поселился в доме Анкерманов. Сам же Франц Иосифович женился на вдове и усыновил двух ее мальчишек. Что же касается дома № 18, то там, действительно, жил немецкий староста. И еще, по поселку говорили, что именно он виноват в смерти Михаила. А вот про Нину Анкерман ничего не знал.
От деда Франца я ушел с тяжелым сердцем. Значит, Мишка все-таки прочел мои книги. Но как он мог изменить мир! Ему ведь никто не верил! Наверное, я виноват во всем! Разве можно изменить прошлое?
Было уже поздно, но все равно решил «пойти в 41–й». Мишки не было дома. Стараясь не встретиться с его родителями, я осторожно вылез в окно и ловко перепрыгнул через забор. Дом Нины я нашел не сразу. Поселковские тетки лукаво смотрели на меня, когда я расспрашивал их, где найти высокую девушку по имени Нина.
Я постучал в дверь. Мне открыла сама Нина. Как хороша! Только зачем так сутулиться?
– Можно?
Она была смущена, но рада. Быстро приготовила чай и достала печенье.
– А где мама? – спросил я, запихиваясь вишневым вареньем.
– На работе, в ночной смене.
Это была великолепная новость.
– Давай потанцуем! – предложил я, перебирая патефонные пластинки.
Мы танцевали под «Брызги шампанского». Я прижимал Нину к себе и сходил с ума от ее близости.
– Не надо, Сережа! – тихо сказала она, краснея и уворачиваясь от моих губ.
– Если тебе не нравится, выгони меня! – прошептал я ей на ухо.
Она не ответила. Вернее, ответила, обняв меня руками.
– А когда свадьба? – тихо спросила она.
Девочка моя! Не будет у тебя никакой свадьбы! Ведь через месяц война, и у тебя не будет ничего! Только эта ночь! Не знаю, шептал ли я ей это, дрожа от желания и нежно преодолевая ее сопротивление,