У Доры с Михаилом Савельевичем была квартира недалеко от ТЮЗа, в районе Загородного проспекта на Бородинской улице, в доме актеров. К ней приходилось ездить в гости на троллейбусе. Но путь был короткий и прямой: Загородный, Литейный.
Мои родители и я жили относительно остальных на отшибе, если можно так определить район Исаакиевской площади. Добираться к нам приходилось дольше и с пересадкой.
В 1968 году дом «на Майорова» забрал проектный институт, и нас расселили в Купчино. Мы действительно оказались далеко. Родители были счастливы тем, что переехали в отдельную трехкомнатную квартиру. Я же втайне глубоко страдал оттого, что потерял естественную среду обитания: Исаакий, Дворцовую площадь, Адмиралтейство и Александровский сад. Их сменили свежераскорчеванные колхозные яблоневые сады, имеющие вид плоского глинистого поля без границ, уставленного коробками хрущевок и узкими параллелепипедами брежневских девятиэтажек. Иногда среди поля попадалось более сложное по форме, но не менее уродливое здание школы или магазина.
Самой сутью семейной общности были удивительная преданность и сплоченность, никогда не выставляемые напоказ. Сестры и брат, их безоговорочная и безусловная любовь друг к другу не требовала внешних проявлений и специальных подтверждений. Они просто так жили.
Каждая из сестер не раз говорила мне о том, какой особенной женщиной была Фанни Яковлевна – их мама, моя прабабка. Она умерла в 1955 году, последний год болела и тяжело передвигалась по квартире. Но никто ни разу не вспомнил, что она в старости казалась немощной. Определяющим ее качеством являлись сила духа и любовь к близким. Из этого рождались ее непререкаемый авторитет и послушное внимание к ее словам со стороны людей взрослых, самостоятельных и прошедших немыслимые испытания.
В ней, вероятно, исток всего. Она передала четырем своим дочерям и сыну то особое чувство семьи, которое, я помню, обнимало всех нас, пока они были живы, и которое не могу найти нигде больше, кроме как в своих воспоминаниях.
Мужчины
Картина старшего поколения нашей семьи получается неполной без описания мужчин. Как мне сейчас кажется, сестры создавали пространство и скрепляли его своими чувствами. Мужчины воплощали собой своеобразную смысловую основу, центр семьи.
Для меня, ребенка, затем подростка, семейные собрания без преувеличения воспринимались грандиозными событиями на фоне будней, сереньких разговоров в школе, вечерних домашних рассуждений о деньгах, работе, усталости и болезнях. Чаще всего общие встречи проходили в квартире Бориса. Люди, собиравшиеся за праздничным столом, казались посланцами другого мира, носителями особой культуры и сокровенного