Каменный человечек на обрыве, дух охранитель в пути, принял жертвы спутников. А сами они стояли, глядя вниз. Под ними раскинулся пляж и серое зеркало бухты, охваченное зубчатой темно-серой стеной Мыса Кайр. Над голыми камнями кружились стаи морских птиц. Среди коробочек хижин и темных черточек лодок у берега уже появились первые жители.
В этот момент Зоул понял, что уже не вернется сюда. С жалобным звоном оборвалась невидимая нить, связавшая его с поселком. Звон утих, а с ним и мимолетная печаль. Непройденная тропа уже манила вглубь леса навстречу судьбе и новому дню, и это было неожиданно привычно и знакомо.
Путь лежал вдоль берега моря, то выводя к самому обрыву, то ныряя в чащу, чтобы там пересечь ручей или речушку, что стремилась влиться в бескрайние соленые воды. Спутники без устали топтали лесные травы, при этом Зимер, несмотря на свой немалый вес, ступал легко и бесшумно, словно огромная кошка. Савин же двигался вперед с неутомимостью длинноногов, что целыми днями носятся в зарослях папоры в погоне за травяными блохами. Да и сам Зоул не чувствовал усталости, словно лес вливает в жилы свежие силы, придавая ногам неутомимость.
Наконец тайные знаки племени вывели к стоянке. Строгие личины, глубоко врезанные в кору, смотрели со стволов старых вязов, обступивших крохотную полянку с ложбинкой и кострищем в центре. Значит здесь, под корнями, укрытые одеялом густого мха, покоятся родичи, и можно рассчитывать на их незримую защиту.
В пути Савин подстрелил двух тетерок, а Зимер добыл зайца. Устроив ночлег, каждый из них занялся разделкой своей добычи. Зоул понял, что на его долю выпал сбор хвороста, и отправился бродить по окрестностям.
Когда он вернулся с последней охапкой веток, тушки уже подрумянивалось над огнем, а губы пращура на древесном стволе были вымазаны жертвенной кровью. Спутники обвели лагерь кольцом подпаленной травы, наговоров, и тонких жилок с трещотками, настороженными на незваных гостей. Мало ли в лесу обитателей, которые не прочь проведать спящих.
Мясо быстро исчезло на дне голодных желудков. Костерок, проглотив остатки трапезы – приношение Животворящему Огню, довольно зашипел, ровно освещая ложбинку, где расположились юноши. Тишину нарушали лишь шум деревьев да потрескивание углей. Первым дежурить выпало Савину, и Зоул улегся на шкуру, покрывшую слой старого сухого лапника, с удовольствием вытянув ноги. Только теперь он почувствовал накопившуюся за день усталость и предался блаженству отдыха.
Савин разбудил его среди ночи и молча свалился на свое ложе. Парень протер слипающиеся глаза, размял суставы, подбросил в едва тлеющий костер пару веток, и сел на корень, глядя, как алые язычки танцуют над углями. Он попытался вспомнить, что ему снилось, почему-то это казалось важным, но в памяти остались лишь белые камни, да лунный свет.
Вокруг, в ночи шла своя жизнь. Где-то крикнула ночная птица, послышался шелест листьев,