3
Наша общага была местом интереснейшим, и даже москвичи с удовольствием проводили в ней время, а некоторые незаконно подселивались, наслаждаясь свободой отношений и непрерывно-прекрасным творчеcким общением. В одиннадцать ночи запирали репетитории в подвальном этаже, на кухнях наступало оживление, и запахи струились по длиннющему коридору. После полуночи садились ужинать, беседовать и слушать музыку. А дальше – как сложится.
Иностранные студенты играли не последнюю роль в этом стиле «around the clock».
За изучением новых рецептов на кухне происходило знакомство с испанским языком – подавляющее большинство составляли латиноамериканцы. Некоторые способные и упорные выучили язык до беглого разговорного, а самые выдающиеся – до прекрасного профессионального переводческого. И даже устроились на работу в Мексике и Аргентине – конечно, в первую очередь, из-за профессионального уровня исполнительства – но и знание языка сыграло роль…
Ну, и, конечно, было дело: некоторые наши девушки безумно мечтали о том, чтобы создать семью с горячим латинским любовником. ездить с ним в разные страны, носить модные вещи и попробовать наконец манго и пассифлору. Bообще, мексиканцы и аргентинцы выглядели, как теперь бы сказали, прикольно: смуглые, в джинсах и с запахом хорошего одеколона…
В свою очередь, латинские любовники делились, как везде в мужском обществе – на «салаг» и «дедов». Свежеприбывшие мальчики 18—19 лет не скрывали своего восхищения российским девушками, влюблялись, а в случае взаимности просто теряли голову.
Таких часто женили, стремительно, взывая к чувствам джентльмена, и оплакивая утраченную девственность. Те же, кто находился в СССР дольше (а ведь сначала полагались подготовительные курсы, т.н. preparatorio, потом – отборы: как правило, большинство направляли в училище; a потом – снова консерватория), набравшись опыта, oбладая валютой и потихоньку фарцуя товарами из «Березки», они понимали уже свою ценность – как имманентную, так и приобретенную – жениться не собирались, а с девушками заводили якобы серьезные отношения, но прерывали их исключительно когда надоест.
С Армандо я познакомилась через тогдашнего друга, выучила спряжения глагола «ser», и как печь empanadas и несколько песен. На этом интерес мой угас. А он очень славный был, веселый мальчишечка, голубоглазый и белокожий – как оказалоcь, у него бабушка-еврейка. Выходец из Чили, семья убежала в Коста-Рику: то ли из-за Альенде, то ли из-за Пиночета. Рассказывал каким-то образом, не зная русского языка, длинные и забавные истории и очень любил слово «патамушта». Двадцать лет, беззаботность – а потом выяснилось, что в четырнадцать лет он ушел из дому, разругавшись с мачехой, и с тех пор обеспечивал себя сам.
Армандо долгое время вращался