– У меня все есть, – говорю черство, потому что все еще чувствую виноватой себя. Не надо было переть на красный.
– А хочешь шубу? Тебе пойдет.
Его взгляд все никак не отлипнет от моей фигуры, все бегает, бегает, вверх-вниз, слева направо. Мне от него как будто щекотно.
– Ты дурак? – я пучу глаза. – Сколько она стоит?
Это уже край. Вот так запросто предлагать купить шубу первой встречной? Он гораздо больший кретин, чем я изначально предполагала. Хотя, судя по всему, для Кирова это мелочь. У него одна футболка наверняка стоит как целая шуба.
– Да я тебе ее подарю, вместо дубленки, – Киров расплывается в улыбке, продолжая изучать глазами, словно мысленно примеряет на меня разные меха.
Пора бы уже привыкнуть к его суетливости и желанию угодить, но он постоянно повышает градус. От неловкости деться некуда.
– Все-таки ты дурак.
Я мотаю головой. Устроил тоже аттракцион невиданной щедрости… Выпендривается наверняка. Или очень сильно переживает за свою учебу. Точнее, боится потерять гордое звание мистера АСИ и все те почести, которые за ним следуют – мисс АСИ, всех любовниц разом, зависть остальных. Бедняга. Даже жалко.
– Просто я… – он мнется, то расцепляя пальцы вокруг руля, то сцепляя. На меня не смотрит. – Не хочу…
– Быть отчисленным? – усмехаюсь.
Киров оборачивается и натыкается на мой взгляд. У него зрачки от испуга расширяются.
– Да нет… я не… – качает головой. – Виноват же. Вот и пытаюсь как-то исправить.
Я склоняю голову налево и кошусь на него, потому что и звучит, и выглядит неубедительно.
– Не верь глупым россказням, – меня злит, что все так считают и что конкретно он так считает. И натурально этого боится. Неужели у моего отца настолько дурная репутация? – Папа своим положением не злоупотребляет и не отчисляет студентов просто так. Да и я не стукачка.
– Я не то имел… – Киров совсем теряется. Глаза чернеют, заливаются отчаянием. А брови хмурятся, сдвигаются к центру. Пальцы на руле белеют от нажима.
– Верни мне дубленку чистой, и сочтемся, – отрезаю и отворачиваюсь к окну сильно, почти ложусь на ноющее бедро. Давление чуть прижимает боль. Становится удобнее.
Часть 4
Глава 1
Теперь Воронцова думает, что я считаю ее ябедой, а ее отца – самодуром. Пиздец.
Как доказать, что это не так? Особенно когда это так. Огх…
Она отвернулась совсем, будто и видеть меня не желает. Даже не знаю, как заговорить с ее затылком. И что вообще сказать? Блин, и Зефирке не написать, совета не спросить, а то спалит еще.
Я в тупике. Сижу, нервничаю, ногой притоптываю. Украдкой поглядываю на макушку Воронцовой. Скольжу взглядом по ее волосам. Они, как лески, поблескивают на утреннем солнце, но быстро заканчиваются, где-то на уровне лопаток. А дальше идет моя кожанка, в которой эта тростинка тонет. Кажется, мои плечи шире ее раза в два. Но маленькой ее не назовешь.