Тот, кому обращён был вопрос, не решался поднять взгляд выше локтя. Он чувствовал, что двадцать палок по спине были бы малой ценой за то, чтобы ретироваться из душного кабинета прямо сейчас. Но это было непозволительно, он повторил чётко и ясно ещё раз:
– Её Королевское Высочество воспользовалась суматохой на остановке по пути в своё поместье «Клермон». Она жаловалась на духоту и недомогание от «покачиваний кареты». Фрейлины понятия не имеют, как это случилось. Остановились, Её Высочество пожаловалась на сырость, взошла обратно в экипаж и…
– Ты хочешь сказать, что она сквозь землю провалилась?
Жабо белоснежным кружевным водопадом выглядывало из-за ворота. Такой наряд был в моде десятилетие назад в высшем свете. Мужчина заносчиво поднял острый подбородок. Тонкие усы над бесцветной верхней губой уже начали покрываться сединой.
– Никак нет!
Армейская выправка сержанта при Её Высочестве была безукоризненна, но по поводу его службы оставались вопросы. Великий герцог де Шатрон из рода Ламбираков – наиболее приближенная к королевской семье ветвь – знал, что сержант не врал. Со всех сторон от кареты были люди, неустанно следящие за безопасностью Её Высочества Аделаиды. Никакого разумного объяснения, куда делась августейшая особа, не было. Карету осмотрели, людей допросили, собаки след не взяли…
Де Шатрон стиснул зубы. Он ощущал за своей спиной пронзительный взгляд карих глаз, прожигающих дыру на затылке. Груз ответственности давил сильнее, чем золотая цепь регента. У стен были глаза и уши, а секундная слабость нередко стоила в этих стенах слишком дорого. Больше, чем он мог позволить заплатить.
Глубоко вздохнув, герцог повернулся к окну и выглянул во внутренний двор. Весенний день был на удивление безоблачным для подобных новостей. Ласковое солнце, ещё не осознавая свои права, лишь светило, но не припекало, а голубое небо радовало взор. Королевский дворец жил своей жизнью: слуги переносили новые стулья, обитые красным велюром – значит, несут их в Малый Зал, чтобы можно было слушать музицирование Её Высочества. Вон, кухарка несла три привязанные лапками друг к другу куропатки. Всё шло чётко по плану, кроме одного очень весомого пункта.
– Снова сбежала…
Кем был сержант гвардии? Из рода Брэттфордов. От престола они были далеко, одна из предыдущих королев была уроженкой их семьи. Стоило ей взойти на престол, подтянула ближе своего брата, а тот своего сына. И это порочная петля феодального строя: каждый горой за свой род, а кровь важнее всего. Де Шатрон не мог доверять ему наверняка. Ненадёжный человек, ему есть куда расти. Он из тех, кто будет карабкаться по головам. Даже если Брэттфорд готов разменять свою жизнь на жизнь любого из королевской семьи, это не противоречит тому, что награду за героизм пожалуют его детям. Ему важно одно – выслужиться.
– Нагуляется и вернётся. Как всегда, – великий герцог сел на стул с мягкой гобеленовой обивкой и взглянул на свою испачканную руку. – Её Высочество Аделаида пока в том самом возрасте, когда юной леди ещё можно творить сумасбродства. Можете идти.
Сержант глубоко поклонился и вышел из кабинета, притворив за собой дверь. Регент посмотрел на ребро ладони, испачканное в чернилах, а после на бумагу с ответом, где каллиграфическим почерком с витиеватыми чёрточками и чопорно-выверенным наклоном было выведено: «Мы будет счастливы, когда вы почтите нас своим присут…». Великому герцогу и самому стало дурно.
Де Шатрон повернулся и встретился с его взглядом. Осуждающим. Надменным. Он смотрел из-под кустистых бровей с едва пробивающейся сединой на густой бороде, скрывающей отсутствие подбородка. Длинные волосы завязаны в хвост и спрятаны бархатной шляпой с большим белым пером. Художник говорил, что перо – это символ как миролюбия, так и острого ума в делах, касающихся дипломатии и решения конфликтов мирным путём. Вот только взгляд мужчины был суров. С картины, написанной маслом, строго наблюдал за кабинетом Его Величество король Корнеил III. Ныне почивший.
«Спесивая, что ты в юности, да? – де Шатрон усмехнулся и вальяжно откинулся на стуле, закинув локоть на спинку. Всё же есть у живых маленькое преимущество перед мёртвыми – со временем спадает пелена почтительности. – Вот уж услужила. И ведь вернётся, как ни в чём не бывало!»
Его Величество Корнеил III оставался нем. Он упрямым осуждением отвечал на мысленные нападки. Лицо регента потеряло тот ироничный оскал и стало сдержанно-задумчивым. Уголки губ дрогнули, а между бровей появилась глубокая складка движения мысли. Разве сидел бы де Шатрон так высоко, если бы не был способен рассуждать ясно и здраво?
«Осталось меньше сезона для бракосочетания, ты прав. Аделаида воспитана во дворце, ей привили ответственность, – герцог провёл ладонью по предплечью,