– Голдсборо? – наконец пробормотала она. – Нет! Мне здесь не нравится. Здесь я чувствую, что живу несвойственными мне страстями, и невольно испытываю смущающие искушения, отчаяние и сомнение. А также опасения, что здесь я узнаю, что до прибытия сюда моя жизнь блуждала в пагубных направлениях.
Ее догадка, возможно, имела основания. Оказавшись вне привычной монастырской атмосферы, под жестокими ветрами Голдсборо, молодая вдова, вероятно, начинала догадываться, что есть иная жизнь, которую она могла бы познать: более теплая, более счастливая.
Анжелике не хотелось углубляться в спор. Личность герцогини де Модрибур представлялась ей крайне чуждой, хотя в глубине души она могла понять, что мучает Амбруазину и даже что сломило и сделало ее несколько странной.
Анжелика испытывала сострадание, однако вряд ли она могла давать советы этой гибнущей душе, которой лучше было бы оставаться в полумраке и запахе ладана исповедален церкви Сен-Сюльпис, чем отправляться в чересчур суровые первобытные края.
Впрочем, хотя, похоже, момент для беседы на столь низменную тему, как устройство Королевских дочерей, был не самым благоприятным, следовало выяснить это сегодня, потому что люди Колена, опасаясь потерять своих нареченных, теряли терпение.
– Вы подумали над предложениями, которые вам вчера вечером сделал мой супруг? – спросила Анжелика.
На сей раз Амбруазина де Модрибур посмотрела на нее с неподдельным ужасом. Ее лицо стало белым как мел.
– Что вы имеете в виду? – пробормотала она.
Анжелика вооружилась терпением.
– Он говорил с вами о том, что кое-кто из ваших девушек планирует обосноваться здесь, связав себя узами католического брака с несколькими нашими поселенцами, не так ли?
– А, так вот о чем речь? – бесстрастным голосом произнесла Амбруазина. – Простите, я поняла… я превратно поняла его…
Она провела рукой по лбу, потом прижала ее к груди, словно бы для того, чтобы посчитать удары своего сердца. После чего сложила ладони, прикрыла глаза и пробормотала молитву.
Когда герцогиня вновь взглянула на Анжелику, к ней уже вернулось самообладание, теперь голос ее звучал уверенно:
– Несколько моих девушек действительно признались мне в чувствах, которые внушили им мужчины, самоотверженно спасшие их во время кораблекрушения. Я не придала этому значения. Что за блажь? Дать жизнь своему потомству в поселении еретиков?
– Среди нас… много католиков…
Герцогиня не дала ей договорить:
– Католиков, согласных жить рядом с отъявленными гугенотами и даже объединившихся с ними? Для меня это либо чересчур вялые католики, либо потенциальные еретики. Я не могу доверить души моих девушек подобным личностям.
Анжелике вспомнилось замечание Вильдавре, сказавшего ей: «Это неосуществимо». Губернатор был не столь глуп и ничтожен, каким хотел казаться. Отказ герцогини лишний раз доказывал, что людей разделяют мистические барьеры,