Если подумать, это довольно странно для судна, зафрахтованного для религиозной миссии, со столь набожной покровительницей, каковой являлась госпожа де Модрибур.
– А как же! Разумеется, – ответила та бесцветным голосом, – у нас был преподобный отец Кантен. Ораторианец, рекомендованный мне моим духовником. Ревнитель веры, жаждущий посвятить себя спасению дикарей. Но вы только подумайте, какое проклятие нависло над нашим путешествием: несчастный утонул вблизи острова Терра-Нова! Там стоял густой туман. Мы едва не столкнулись с огромным айсбергом. Весь экипаж взывал: «Господи, сжалься над нами! Мы погибнем!» Я собственными глазами видела эту ужасную льдину. Мы слышали, как она трется о другие, поменьше, – настолько близко она оказалась. В тумане мы не могли разглядеть ее вершину…
Казалось, герцогиня вот-вот лишится чувств. Анжелика подтащила табурет, присела сама и знаком предложила Амбруазине последовать ее примеру.
– И что же отец Кантен?
– В тот самый день он и пропал. Никто не знает, что произошло. У меня перед глазами так и стоит этот проплывший вдоль нашего борта ужасающий айсберг, и я ощущаю его смертоносное леденящее дыхание. Мне кажется, какие-то демоны так и толкали его прямо на нас…
Анжелика подумала, что попечительница, такая ученая, набожная и богатая, чересчур впечатлительна, чтобы предпринимать подобные путешествия, всегда рискованные и изнурительные. Ее духовник плохо наставлял ее или ошибся, полагая ее кем-то вроде известных жительниц Французской Канады Жанны Манс или Маргариты Буржуа, которые бессчетное число раз уже пересекли океан. Или, скорей всего, этот иезуит – потому что он, конечно, иезуит – решил использовать для миссий в Новую Францию, за которые отвечал его орден, мистическую экзальтированность несчастной молодой и слишком богатой вдовы.
В сердце Анжелики закралось что-то вроде жалости, и она укорила себя за раздражение, которое испытала накануне по отношению к герцогине, когда та затеяла лекцию о приливах и притяжении Луны.
В черном платье, сцепившая руки на коленях и устремившая взгляд своих бездонных глаз куда-то вдаль, на бог весть какое печальное видение, сейчас, как никогда, Амбруазина со своим тонким фарфоровым личиком и густыми черными волосами была похожа на сироту-инфанту.
Анжелика осознала подлинное одиночество, в котором пребывала эта женщина. Однако помочь ей было нелегко, потому что она, казалось, жила в каком-то особом, созданном ею самой мире.
– Где вы взошли на корабль?
– В Дьеппе. Покидая Ла-Манш, мы едва не попали в плен к испанцам и дюнкеркцам. Я не знала, что на море так неспокойно…
Амбруазина овладела собой, тряхнула головой, и ее бледное лицо осветилось улыбкой.
– Должно быть, я кажусь вам смешной… Боюсь всего, точно ребенок… Ведь вы пережили