более не предстанут нашему взору – только мрак этой комнаты остался последним пристанищем. – на секунду старейшина остановился, пройдясь взглядом по комнате и тем вашакам, что в безразличной ко всему безнадёжности вспоминали родину: костёр в центре кланового дома, охотники, вернувшиеся с добычей, девушки, напевающие под покровом алого заката праздничные песни – всё это утеряно. – Но мы всё ещё вашаки, гордые и сильные! – тихо проговорённые эти слова сумели отыскать отклик и разжечь малый светло горящий огонёк надежды. – Нам не бывать для хондруферцев жестокими убийцами! Мы не пойдём с клинком на родича! – тогда в голосе вашака что-то переменилось: отчаяние стало единым целым с надеждой, а решимость соседствовала с трусостью. – И лучше уж умереть вашаками этой ночью, в темноте, чем при свете Сэн пустить кровь товарищу и пасть от его же клинка хондруферским гладиатором! – после этих слов вашаки умолкли и, не сумев отыскать в своём положении ничего хорошего: ни капли того, что даст повод понадеяться на спасение, они с малой толикой безумия согласились со старейшиной – но тот продолжал внушать людям всё больше безумия от отчаяния. – Самоубийство – удел слабых, и мы заклеймим себя позором на всю жизнь, посему нам остаётся лишь душить друг-друга до тех пор, пока не испустим дух. Мы не прольём и капли крови, и сумеем остаться вашаками… – в один момент старейшина осознал, что только что сказал, и, ужаснувшись, ничего уже не мог поделать, так как безумие и отчаяние уже поглотило как его, так и толпу – и лишь один крепкий юнец из этих людей воспротивился и со слезами на глазах заговорил.
– Почему? Почему вы такое говорите? Так ведь нельзя, нельзя же! – эти слова вырвались сами собой от непонимания, ибо дух этого мальчика ещё не был сломлен, однако никто кроме старейшины не внял этим речам.
– А что же… – опустил голову старик. – Что же нам тогда остаётся? – сказав это, старейшина не сумел поднять глаз и взглянуть в глаза мальчика, что был слишком добр к другим, чтобы решиться на это безумие.
– Мы ведь… мы ведь… – как бы сильно не хотел найти ответ на вопрос юнец, он не мог этого сделать, отчего мрак поглощал парня.
– Назови своё имя, мальчик, и я запомню его на том свете. – попытался утешить старейшина парня, но успокоить кого-либо в этой ситуации было невозможно.
– Я… – вытирал слёзы тыльной стороной ладони юноша. – Я Ахиго, сын Железного Ветра. – шмыгнул носом парень, сумев с гордостью сквозь слёзы проговорить имя отца. – Вы его знали, он был охотником… сильным… – ещё больше приуныл парень от фантазии, в которой отец спешит спасти сына и храбро сражается с хондруферцами – однако неизвестно, жив ли он до сих пор.
– Ахиго, ты добрый малец, встанешь последним в… – не смог подобрать старейшина мягкое слово, дабы заменить им "очереди удушения", после чего положил Ахиго ладонь на плечо. – Закрой глаза и жди, пока тебя не позовёт последний вашак – тогда придёт твой черёд. – к этому времени уже все
