– Почему? Пустошь это ведь тоже – образ свободы. Она же была открыта всем ветрам! – Девушка пожала плечами, вздохнула. – Все равно – не пони-маю.
– Или, наоборот, пустоты, одиночества. Весь их порыв к свободе это – их книги, согласись?
К этому времени спорщики, все трое, уже прошли на кухню – маленькую, тесную, но уютную, с нарядными, воздушными занавесками в кремовых во-ланах и красным эмалированным чайничком в белый горошек, весело сви-стящим на плите, и Валерия Павловна осторожно усадила ученицу на стул, неслышно передвигая чашки по нарядной скатерти. Антон Михайлович, по-вернул конфорку плиты, втянул в себя воздух:
– Как корицей пахнет! Вкусно! Тебе сколько положить кусочков, дочка – хозяюшка?
– Два хватит. Спасибо, папа. – Девушка уверенно взяла в руки протянутую тарелку с пирожным. – Мне вчера звонила Лиля Громова. У нее мама в боль-нице лежит.
– А что случилось? – Валерия Павловна очень старалась не звякнуть ложкой о блюдце, но это ей не удалось. Она поморщилась, с досадой. – Что – то серьезное? Операция?
– Нет. – Наташа говорила спокойным, бесстрастным голосом, но щеки ее по прежнему алели нервным румянцем. – Она наглоталась таблеток каких то. Пока Лилька в школе была, а Дима – у бабушки. От них отец ушел на той не-деле.
– Как ушел? Куда? В экспедицию что ли или командировку какую? – полю-бопытствовал, неспешно глотая чай, Антон Михайлович.
– Если бы, Па! Нет. К другой женщине. И записку оставил не Инне Серге-евне, а Лильке. Мол, «люблю Вас по – прежнему, будем общаться, но с Вашей мамой никак жить не могу, мы друг друга исчерпали. Колодец души – иллюзия». Спиноза несчастный! Они же с Лилькиной мамой семнадцать лет прожили, их что теперь – выкинуть в окно, эти годы? У Инны Сергеевны сна-чала сердечный приступ был, а потом она как – то стихла, разом потускнела. Лилька говорит, молчала и молчала, все время. Таблетки собирала. Лилька считает, что это их бабушка виновата, Ангелина Петровна. Вам еще чаю, Ва-лерия Павловна? Я налью.
– Сиди, я сама. Но как же это – бабушка? – растерянно и удивленно прого-ворила Валерия Павловна, вспыхнув щеками и тонкой шеей. – Разве же она желала какого зла им всем? Такого не может быть! Или по недосмотру оста-вила на виду лекарства какие? – Пар тонкой змейкой взвился над чашкой, об-жигая лицо и глаза Валерии Павловны, но она этого не заметила, только чуть поморщилась, отмахнувшись от пара ребром ладони.
– Нет – Девушка качнула головой. – Понимаете, бабушка, мама Инны Сер-геевны, у них в церковь ходит. В Никольский собор. И вот она ей все говори-ла: «Смирись, терпи, прости. Господь испытание посылает тебе и детям!» Ну вот, Инна Сергеевна и смирилась. Замолчала. До ста таблеток. – Наташа, как показалось Валерии