Милонга в октябре. Избранные романы и новеллы. Светлана Макаренко-Астрикова

так хотелось поскорее ощутить на своем лице теплые ладони солнца, пробивающегося сквозь плотную серую завесу на ее глазах каким то огромным, колеблющимся белым пятном, что она, почти вприпрыжку, слетела с широкого подъездного крыльца, огражденного от тротуара массивными столбиками на цепях. Цепи слегка по-званивали от ветерка, словно перешептывались с ним, но этот нежный звук не был услышан никем, кроме нее…. Так было всегда. Ее мир звучал и жил почти для нее одной. Во всем этом явно присутствовала, какая то несправед-ливость. Горчившая сильнее, чем любимый ею шоколад. Но – какая? Ей не было понятно до конца, просто неприятно щипало в носу и горле, едва лишь она задумывалась об этом, мимолетно, до соленой боли закусив губы…

      …Рояль появился в их доме почти одновременно с Валерией Павловной, учительницей музыки. С самого первого момента своего появления в их до-ме, когда она еще только вложила в свои сильные и гибкие пальцы прохлад-ную ладошку девочки, Наташа почувствовала сильный прилив крови к голове и неожиданное, жаркое, нетерпеливое биение сердца, словно готового вы-скочить из груди. Она не могла объяснить себе этого волнения, да и не стара-лась. Просто взяла в ладони лицо присевшей перед ней на корточки Валерии Павловны и нежно ощупала тоненькими пальчиками, словно играя на нем одной ей знакомую мелодию, таинственную гамму, состоявшую из звенящих октав запаха духов Валерии Павловны. Горьковатый, прохладный цитрус. Нездешний запах, не приторная сладость вечных, сбереженных в тени горки с посудой, материнских «Клемма». Она влюбилась в этот аромат сразу, как и в голос учительницы – ясный, уверенный, с глубокими низкими нотами, виб-рациями, переливами интонаций. Он словно распространял вокруг себя ауру уверенности. Девочке этого всегда не хватало. И Наташа потянулась к голосу и аромату учительницы, ловя глубокие звуки и запахи жадно открытым, тре-пещущим, смущенным краешком души.

      Волосы Валерии Павловны наощупь тоже оказались приятными: шелкови-стыми, мягкими и пахли они, почему-то ореховыми скорлупками, теми са-мыми, на которых мама настаивала терпко – вязкий ликер, которым с гордо-стью угощали в доме редких гостей. Предложили ликер и Валерии Павловне, но она только слегка смочила в нем губы. Потом они с Наташей ушли в большую комнату, знакомиться с инструментом, который вытеснил из сжа-того пространства стандартной трехкомнатной «хрущевки» почти все: теле-визор, складной стол, стулья, шкаф с посудой…. Рояль теперь царил в комна-те. Наташа не видела его победного лакированного сверкания, подавляющей громадности, но, только услышав звук первой ноты, сразу представила себе незнакомца в доме внутренним зрением: в ее воображении он был похож на огромного и басовитого шмеля. Она сказала об этом Валерии Павловне. Та рассмеялась – открыто, звонко:

      – Детка, рояль, скорее, похож на раскрывшую крылья бабочку. Он может летать и поможет взлететь тебе. Подойди ближе, познакомься с ним. Не бойся его. Это теперь твой самый большой друг, поверь! –