руки подняты на высоту плеча. Мирей – на коленях, позади нее, вытянув вперед
руки в умоляющем жесте. Ее темно-рыжие волосы были перекинуты таким образом,
что практически полностью закрывали обнаженную грудь.
– Эти рыжие волосы надо убрать, – сказал Давид через студию.
Он прищурил глаза, разглядывая девушек на помосте, и, помахивая кистью,
стал указывать Морису направление.
– Нет, не совсем! Прикройте только левую грудь. Правая должна
оставаться полностью обнаженной. Полностью! Опустите ткань ниже. В конце
концов, они не монастырь открывают, а пытаются соблазнить солдат, чтобы
заставить их прекратить сражение.
Морис делал все, что ему говорили, но его рука дрожала, когда он
откидывал легкую ткань.
– Больше! Больше, Бога ради! Так, чтобы я мог видеть ее. Кто, в конце
концов, здесь художник? – закричал Давид.
Морис слабо улыбнулся и подчинился. Он никогда в своей жизни не видел
столь восхитительных молодых девушек и недоумевал, где Давид отыскал их.
Было известно, что женская половина общества становится в очередь в его
студию, в надежде, что он запечатлеет их на своих знаменитых полотнах в виде
греческих роковых женщин. Однако эти девушки были слишком свежи и
простодушны для пресыщенных плотскими удовольствиями столичных аристократок.
Морис знал это наверняка. Он ласкал груди и бедра большинства парижских
красавиц. Среди его любовниц были герцогиня де Люне, герцогиня де
Фиц-Джеймс, виконтесса де Лаваль, принцесса де Водмон. Это было похоже на
клуб, вход в который был открыт для всех. Из уст в уста передавали ставшее
знаменитым высказывание Мориса: "Париж – это место, где проще заполучить
женщину, чем аббатство".
Хотя ему было тридцать семь лет, Морис выглядел десятью годами моложе.
Вот уже более двадцати лет он вовсю пользовался преимуществами, которые
давала ему красота и молодость. И все эти годы он провел в удовольствиях,
веселье и с пользой для карьеры. Любовницы старались услужить ему как в
салонах, так и в будуарах, и, хотя Морис добивался только собственного
аббатства, они открыли для него двери политической синекуры, на которую он
давно зарился и которую скоро должен был заполучить.
Францией правили женщины, это Морис знал точнее и лучше, чем
кто-нибудь. И хотя по французским законам женщины не могли наследовать трон,
они всегда получали власть другими средствами и соответственно подбирали
кандидатов,
– Теперь приведите в порядок драпировки Валентины, нетерпеливо говорил
Давид. – Вам придется подняться на помост, ступени позади.
Морис, хромая, поднялся на помост высотой в полтора метра и встал за
спиной Валентины.
– Итак, вас зовут Валентиной? – прошептал он ей на ухо. – Вы очень
милы,