– Но Рунгерд…
– Ты же говоришь, она тебя не любит?
– Не любит, но как я могу бросить ее?
Йорген посмотрел ей в глаза. Она кусала губы, и он видел, как разрывается ее сердце. Ему было больно даже, наверное, еще сильнее, чем ей. Но лучше сразу отрубить голову. Чем резать по пальцу каждый день.
– А как она могла говорить тебе, что ты не можешь любить? – сказал он.
– Ты придешь послезавтра? – с надеждой спросила она и надавила на его руку.
– И ты убежишь со мной?
– Мне нужно подумать…
Фрейя поднялась, поцеловала его в щеку, схватила с земли корзинку и побежала домой. Йорген еще долго чувствовал на коже теплоту ее руки.
Через день он ждал ее на поляне с ромашками. Цветы расстилались пышным ковром под ногами. Они почти не пахли, но были такими чистыми и невинными, что Йорген не мог не улыбнуться. Он пришел с лошадью на тот случай, если Фрейя решит уйти с ним. Он сомневался. Ему всего двадцать, у него нет ничего, кроме лошади, меча и щита; отец не очень любит его; брат не может помочь: сам только женился; мать он и не помнил. Как он мог сделать ее счастливой? Он был не умен, не красив, хорошим характером тоже не выделялся. И с чего он вообще взял, что ей будет хорошо с ним? От этих мыслей два мучительных дня болела голова. Йорген успокаивал себя тем, что, может, она еще не согласится бежать. А если и согласится, значит, она так решила и, значит, любит его. Он любит ее – он это знал. Значит, они друг друга любят. Значит, будут счастливы. Значит, все просто. Но просто ничего не было.
Она пришла на час позже, чем они договаривались. Бледная, как лепестки ромашек, с красными заплаканными глазами, полными холодной решимости. Она бросилась к нему, как только увидела.
– Фрейя, любимая, – он целовал ее лоб. – Милая, что с тобой?
Она тихо плакала в его объятиях. Йорген взял ее за подбородок и внимательно осмотрел лицо. Бледная, ужасно бледная. Глаза блестят. Но хуже всего было красное пятно на правой щеке.
– Она била тебя?! – взревел Йорген. – Она посмела ударить тебя?! Никто не может бить тебя! Никто!
Фрейя лишь всхлипнула и крепче прижалась щекой к его плащу.
– Вот что! – твердо сказал Йорген, чувствуя, что нужно что-то сделать. – Пойдем! – Он повел ее к лошади. – Садись. И она больше никогда не тронет тебя, милая. Никто не тронет тебя, пока я жив.
Он говорил и не знал, что говорил. Он рассыпал слова, словно песок, но он знал, что молчать нельзя. Иначе она снова будет вспоминать то, что случилось, иначе она снова будет чувствовать боль и страх. Поэтому Йорген говорил. Говорил голосом, не терпящим возражений. И он знал, что звук его голоса немного успокаивает ее, возвращает к реальности.
Он привез ее в деревню к вечеру. И ни разу за всю жизнь он не спросил ее, что случилось в тот ужасный день. И она была ему благодарна.
XII
Велимира поправлялась. Она все чаще приходила в себя, вставала, с каждым днем к ней возвращался аппетит и здоровый цвет лица. Фрейю Велимира видела несколько раз в день и искренне привязалась к ней,