Горох был истоптан, сечка поваплена, сладкая гнилоурская репа- предмет гордости горожан и основной объект экспорта в заморские страны – ушла в землю по самую свою колокольную выю. Не ползли больше по полям вкусные, перелётные рыбы-угры, похожие на змей. Не летели белые лебеди, сладкие как мёд. Ушли в небытие лесные кабаны-скрижальщики, столь вкусные, что охота на них была повсеместной забавой. Последне хрю-хрю вам в след, праздные господни дети! Ящур покосил коней и быков всего края. Восплакались девы чудные! Ор стоял кипешный! Что осталось родной земле, что превиделось? Дело трудное, праздношлатное!
Всё как назло произошло таким образом, что нигде не было больше еды в нашем плодородном крае, и настал великий голод, и настал, невиданный в том благословенном краю. И настал.
Первым голод почувствовал святой человек, ветхий бутылочный пустырник Викентий Ладожский, живший при лаборатории Пратинского Универсиума в огромной стеклянной колбе без этикетки. За все спокойные годы жизни в колбе, он постепенно от скитаний с клюкой и сумой по большим имперским дорогам, навсегда насытил свой желудок, успокоился, перестал думать о превратностях судьбы, забыл о поисках своего угла и мечты о верном куске хлеба счёл уже малозначительными мелочами. Всё у него было так хорошо, что и жена не потребовалась. Как сложилась бы его жизнь, не будь этого голодомора, мы не знаем! Сложно по жизни стать пустырником, сколько всего нужно знать, но ещё сложнее надыбать такую колбу, какая была у него, старую, с накипью загадочных химических процессов. Это было национальное достояние Фиглелэнда – человек в огромной бутылке – и его всегда чрез горлышко кормили отменно: сечкой и вялеными овечьми кишками. Так как приспособлений, обеспечивавших жизнь святого, было очень много, и все они были очень сложны, его стеклянная келья была похожа одновременно на лабораторию алхимика и тренажёр космонавта. Даже во времена великиих народных бедствий его кормили до одури, зная насколько пронзителен его тяжёлый сутенёрский взгляд и голос.
Однако на этот раз всё оказалось гораздо хуже, чем мог предположить бутылочный человек.
На сей раз кормить