– Тогда вы противоречите сам себе, Георг, – говорю я. – Получается, что нет такой силы, которая удержала бы любого из вас от выстрела (разумеется, если вы точно знаете, что попадете в цель). А значит, весь проект обречен на провал, а вы, Георг, обречены на потерю своей части в семейном деле.
Он молчит в трубку. Долго молчит; мне, впрочем, спешить некуда. Я снова делаю музыку громче.
– А вот моя Лада, – говорит он наконец, – считает, что в мире обязательно есть люди, которые откажутся. Когда я с ней, мне кажется, что она права. А когда я слушаю вас…
– А она сама? Отказалась бы от денег, пощадила бы мою голову?
Он снова молчит.
– Мы не можем пожениться, – говорит он наконец. – Отец не разрешает. Это так унизительно… Быть вместе, но нищими. Ей придется бросить университет и идти работать прачкой, или торговкой на рынке… А я, мужчина, должен буду на это смотреть?
– Стало быть, эти деньги нужны ей больше, чем представление о бескорыстном мире, – говорю я.
– Господин Судья, – говорит он после паузы. – Я ведь жертвую своей долей в семейном деле… Давайте хотя бы попытаемся, а? Не может быть, чтобы мы не нашли за тридцать дней какого-нибудь… дурачка. Не может быть, чтобы нам не повезло. Я очень прошу вас, соглашайтесь… А?
– Последний вопрос, – говорю я. – Как вы считаете, устраивать людям испытание без их ведома – красиво?
– Это микрофон-петличка, – говорит волосатый парень с татуировкой на запястье. – Вы приколете его, как булавку, на воротник, и на пульте будет слышно каждое слово: ваше и вашего собеседника.
– Хорошо, – говорю я.
– А вот это наушник, – парень вынимает из коробочки круглую пуговку размером с ноготь на мизинце. – Вы вложите его в ухо, и сможете слышать режиссера и оператора… Они будут сообщать вам о ходе действия. Могут попросить поменять положение – чтобы не перекрывать партнера. И, конечно, будут предупреждать об опасности…
Я улыбаюсь. Парень верно истолковывает мою улыбку и отводит глаза.
– А правда, что вы можете пулю на лету схватить? – спрашивает уже другим голосом.
– Правда, – я хмыкаю. – Только это неприятно. Она горячая.
– А как…
– Не знаю. У нас в роду по мужской линии все такие.
Теперь он хочет спросить, правда ли, что я, будучи судьей, осудил на смертную казнь десять невиновных. Или даже двадцать; я морщусь, и он не спрашивает. Не решается; возвращается к делу:
– Камер вы не будете видеть. Но оператор вам в наушник может сказать, где камеры. Самое интересно для съемок – это все-таки ваш партнер. Видеозапись – главный документ, подтверждающий, что он мог вас убить, но отказался. Поэтому будем снимать очень подробно…
Глаза его понемногу затуманиваются.