…Симфоническая музыка для меня чем-то сродни тишине внутри цистерны. Понимаю, что нельзя сравнивать их, тем не менее сравниваю; звуки скрипок посреди вечернего парка, где дремлют в воде лебеди, привносят в мою душу почти такое же счастливое успокоение, как и беззвучный плеск кислоты в гигантской емкости из-под химикатов. Я слушаю дыхание оркестра и смотрю на звезды; наконец, первая часть концерта закончена, звуки ложатся на листья, как роса, и аплодисменты расслабленной летней публики почти не слышны за шелестом ветра, кваканьем лягушек и возобновившимся пеньем соловья.
Старушка рядом тоже смотрит на звезды. Глаза ее полны слез.
– Что бы вы сделали с этими деньгами? – спрашиваю я ее.
Она встряхивает головой, будто отгоняя наваждение:
– Я… Ах, что вы, Судья… Мне вовсе не нужны деньги. Я не в том возрасте, – она улыбается. – Я всю жизнь прожила в относительном достатке… Никогда не знала нищеты… Никогда не видела океана… Ах, при чем тут океан, на эти деньги можно купить целый остров… Да что там – десяток островов… И спать на свежем воздухе без снотворного… Ах, тише, они продолжают…
Я ложусь на траву, вытягиваю ноги и слушаю музыку, глядя на звезды.
После концерта я немного брожу по пустеющим улицам. Погода замечательная. Звенят цикады. Последний трамвай катит мимо, освещенный, как витрина, где единственной парой манекенов сидят поздние пассажиры – мужчина и девушка.
У девушки в руках букет из жасминовых веток.
Я иду домой и вынимаю из кладовой свою пленницу, которая сидит там вот уже три дня, прикованная к батарее, на хлебе и воде. Она похудела; я вывожу ее за порог и легонько подталкиваю под зад.
– Я еще вернусь, – говорит она, оборачиваясь.
Я устал от нее. Ее незамутненная юная брутальность меня травмирует.
– Если ты вернешься, я отрублю тебе уши, – говорю я серьезно.
Она верит. Отступает на шаг – нагловатая, но беззащитная. Настырная. Доверчивая.
– Скажи, как ты это делаешь? – просит, почти умоляет. – Почему тебя нельзя убить? Почему?
Я знаю, что меня можно убить, но сообщать ей об этом не собираюсь.
– Может быть, у тебя есть секрет? – продолжает она. – Может, тебе надо волосы срезать, чтобы ты потерял свою силу? Или еще что-нибудь?
Я захлопываю дверь подъезда.
Наверху, на лестничной площадке, стоит мой сосед в полосатой шелковой пижаме.
– Был на концерте? – спрашивает, как ни в чем не бывало.
– Ага, – отвечаю я. – Хорошо, что не было дождя.
Понедельник – аврал; меня просят в порядке исключения поработать днем. Я мою одну цистерну до обеда и еще одну после обеда; возвращаюсь в сумерках – пешком, чтобы медленно, шаг за шагом вернуться из безмолвного мира ядовитых реактивов.
У порога моего дома, не скрываясь, прямо в желтом прямоугольнике света, падающего из соседского окна, стоят двое. Они безоружны; первый импозантен, и я его знаю: это лучший в городе Адвокат. Второй молод,