Та ласково обняла дочь за плечи:
– Так откроешь, какие твои годы. Лишь бы свет души не иссяк, и любовь придёт.
Могила отца имела вполне ухоженный вид. Многолетние цветы уже набирали силу и подчёркивали атмосферу пробужденной весны, которая не знала ни границ, ни преград в своей природной чистоте и искренности. Зрелая ель укрывала ветвями почти всю территорию оградки, словно оберегая могилу охранным куполом.
– Ну, здравствуй, дорогой наш. Долго мы у тебя не были, ты уж прости нас, непутёвых. Уберём старые листья, упавшие ветки, и будет совсем хорошо, – деловито говорила мать, а дочь, не отрывая глаз, смотрела на фотографию отца. Слёзы горячими струями текли по её лицу. «Папочка», – горько прошептала она и закрыла лицо руками.
День клонился к закату, когда, утомлённые дорогой, они вернулись домой. Каждая из них, наполненная собственными чувствами и событиями, окрашивала прожитый день в свои цвета и смыслы. Каждая была счастлива по-своему, благодарна судьбе и прожитому дню.
Этой ночью Анна видела яркий сон: она шла в небесно-голубом платье по озарённой солнцем улице, и тут её окликнула девочка, обращаясь к ней самым трепетным, самым нежным на свете словом: «Мама!».
Глава VI
Иногда страдания и боль, пережитые однажды, становятся неотъемлемой частью твоего существования в дальнейшем. Они порой, словно та брешь, которая уже заброшена в отчаянных попытках латания и живёт своей собственной жизнью мук и одиночества, имея власть над человеком, сдавшимся её притворной силе. Так случилось и с Изольдой Браун, её отчимом, братом, и даже с отцом Анет.
В то утро Анет, размышляя об этом, написала в своём дневнике:
«Боль, ставшая частью жизни и тебя самого, однажды вытеснит всё остальное. Быть болью и разделять боль с другими, испытывая сострадание к ним, не одно и то же. Я испытала боль души и знаю теперь, что её скрытый бриллиант – радость, так как суть её в том, чтобы привести нас к самым высоким вершинам духа».
Жизнь не манила Анет сладким пряником. Ей предстояло долгое освоение этой новой, ещё непознанной самостоятельной дороги к счастью, которое каждый для себя видит по-своему, по-своему его и создаёт. Чутьё и твёрдая вера не давали сделать больших ошибок и защищали в трудные минуты, когда и просвета, казалось, нет в однообразных буднях каждодневной работы, чтобы глубоко вдохнуть, выпрямить спину и броситься в омут девичьих снов да развлечений. Она не спешила тратить деньги, подаренные Серафимой Андреевной, которые, безусловно, грели ей сердце, ведь это было наследство, доставшееся ей по роду так неожиданно и приятно, с лёгкой руки любимой свояченицы.
Её юное девичье сердце мечтало о любви и готово было выдержать все испытания, если таковые пошлёт жизнь. Но душа знала: нет ещё того, с кем она хотела бы разделить свою судьбу. Поклонники всегда оказывали знаки внимания юной особе, привлекающей их взгляды и мечты.