Инсон, я научил тебя трюку с плывущей по ромашковому полю ладьёй, твой мозг, как и должен, сбоит от воображаемой несуразицы и предпочитает усыпить тебя побыстрее. Ты спишь, а я вместо того, чтобы последовать собственному совету и хотя бы просто считать белых баранов, утопаю каждую ночь по пояс в порубленных до фарша конечностях. Мясные холмы я покрываю их мантиями. Первый холм – белая накидка и вместо надгробной плиты ничего не выражающая, самая тупая маска.
Виньен косится в сторону первой фигуры. Про неё же говорили, что она новенькая? Держится ровно, под стать остальным, но тоже попросила воды и пьёт через соломинку.
– А вон тот удивлённый чёрный… я представлял его пойманным в паутину и пожранным австралийским нефилом, огромным таким пауком с моей родины. Вот он удивлялся, я имею в виду паука, а я хихикал в подушку. Не могу понять одного, почему, когда представляешь, как гребёшь вёслами сидя в ладье, направляя её через цветочное поле, засыпаешь за считаные минуты, а если воображаешь мучительную смерть ненавистных людей, то можешь продолжать и продолжать их пытать не смыкая глаз до рассвета.
Подобные игры разума мне мешают жить сильнее, чем игры этих неизвестных. Я музыкант? Рэпер, аранжировщик, текстовик, вокалист? Я давно в себе сомневаюсь. Если бы тебя, Айс, не было рядом, я бы точно съехал с катушек, потому что чувствую, как впустую растрачиваю знания, опыт, талант. Все эти, – Алекс кивает на истуканов, не глядя на них, – утянули меня из волшебного мира музыки в грязь. Как зомбаки, они захватывают и тело, и душу, цепляются корявыми культями, заражают и скребут по ещё не отмершим струнам, марают меня и тебя, всех нас, и тянут дожёвывать.
Ты говорила, моё творчество изменилось… тексты написаны будто вслепую. А знаешь почему? Во мне всё меньше света, всё меньше огня, я уже не мятежен духом, но показывать тьму… вернее, самое её дно, я ещё опасаюсь. А купят ли мою тьму? Воодушевление продаётся дороже. Ты говорила я и сам изменился. Знаешь, что произошло… Я растрачен. Лучшее, что было во мне, искры от столкновения идей, иссякают. Нет столкновений. Я стремлюсь к побегу. И к худшему, побегу от себя, я очень скоро приду. Меня заразили страхом, и я стал обращаться в живого мертвеца. Они меня заразили.
Заразили… да.
Но так было вчера. И всего лишь минуты назад.
После полуночи на меня снизошло озарение: они… они как вирус, бактерии, как шторм в океане, как наводнение, как лесной пожар. Хуёво, что можно не выжить, но ведь все мы то и дело слышим истории о нечеловеческом противостоянии, о доблести, вере в лучшее, когда в момент самого ледяного отчаяния, воля не крошится, а наоборот, закаляется. Людей ведёт их лидер, они выживают благодаря примеру невероятного стоицизма. Рывок и ещё один рывок сопротивления, ещё и ещё и стихия отступает,