В Италии доныне сохранилось немало образцов средневековых библиотек, подобных тем, в которых трудился Кампанелла. Автору посчастливилось осмотреть библиотеку Малатестиану в Чезене (неподалеку от Римини). Выстроенная при монастыре, она имела большой скрипторий, где копировались и создавались оригинальные рукописи, а также просторный читальный зал с 58 партами для чтения, поставленными в два ряда. Книги прикованы к партам цепями, и недаром – ведь сколько в них вложено труда и искусства! Не говоря уже о том, что, к примеру, на изготовление пергамена для одной Библии требовалось истребить не одно стадо парнокопытных. А миниатюры? Оттого и стоили в то время книги целое состояние, оттого и приковывали их в библиотеках толстыми цепями, так как «несунов» всегда и везде хватало. Очень грамотно при строительстве было продумано естественное освещение, чтобы дневной свет давал возможность читать как можно дольше, так как во избежание пожара строжайше запрещалось использовать освещение огнем в любой форме. Своды поддерживают 10 колонн, разделяя зал, словно храм, на три нефа. Это действительно были храмы – храмы науки…
Разумеется, пытливый ум ученика пришелся не по нраву его учителям-доминиканцам, многие из которых явно звезд с неба не хватали, о чем довольно много упоминаний. Один из соучеников Кампанеллы по монастырской школе свидетельствовал: «Он все время возражал, особенно своим учителям». Один из них, Фьорентино, пророчески заметил: «Кампанелла, Кампанелла, ты плохо кончишь!»
Сам философ позже вспоминал: «Учителя не могли ответить на мои возражения» и более подробно изложил это в предисловии к своему трактату «Философия, доказанная ощущениями»: «И я заключил, что природу вещей следует изучать на основании ощущения, которому она открывается непосредственно такой, какова она в действительности и какой пожелал создать ее Бог. И я счел, что способность к познанию природы, конечно, свойственна человеческому разуму и только заглушена в нем, поскольку все вещи создал Бог и взял на себя заботу обо всех вещах, и нет иного Бога, кроме него. Я пришел к этому выводу после того, как на протяжении целых пяти лет усердно занимался чтением книг древних философов, в особенности перипатетиков и платоников, а также и иных, какие только мог раздобыть, и не только не был ими удовлетворен, но и обнаружил, что они противоречат моему чувственному опыту. По этой причине я постоянно возбуждал в себе вражду со стороны учителей, под водительством которых совершал свои первые шаги, так как было очевидно, что я не собираюсь стать последователем аристотелевских догм (сами учителя мои с трудом понимали их, хотя и почитали непогрешимыми), и так как я отвращал с этого пути и своих соучеников. Так, я признал, что чужие учения весьма далеки от истины. Я объяснял это тем, что наследники древних восприняли науки не через опыт собственных чувств, но уже выработанными древними и переданными от них потомкам соответственно их разумению. Так что науки оказались крайне запутанными, и лишь некоторые или немногие, и притом с великим