– Так где только мы его уже ни искали. Каждое деревце, кустарник осмотрели за километр от Эсски с обоих сторон, каждую тропку прошли с собаками. Таких знаменитых кинологов приглашали из Екатеринбурга и Перми, и ничего. И ручей Вой прошли весь, и Большой и Малый, и Ух, на десятки километров по всей округе от него, и ничего. Неужели мишке в лапы попал или росомахе, или… я даже уже не знаю, что и думать. – У Виктора Николевича голос задрожал.
– Да уж, – вздохнул Михаил. – А я чем в таком случае смогу вам помочь, Виктор Николаевич?
– А я, Мишенька, уже и не знаю, к кому обратиться. Ты же старый друг Витькин, да еще и даром таким обладаешь, экстрасенсорикой.
– Да я же…
– Наслышан, Мишенька, наслышан, – встал с кресла Виктор Николаевич и развел руками. – Ты уж прости меня, Мишенька, за такую просьбу. Я с собой карту района принес. – И положил большой сверток на стол. Я прошу, ты не обижайся на старика, помоги. – И, приложив руку к сердцу, направился с Ингой в коридор, к входной двери.
Карта Советского района была огромной, по краям прихватывала границы Урайского, Березовского и Октябрьского районов Свердловской области. Михаил положил ее на пол и стал рассматривать очертания железной дороги, бегущей через таежные просторы к далекой Оби. У реки Эсс приостановился и провел пальцем по ее кривой синей линии, уткнувшейся в более широкую синюю змейку реки Конда. Повел над ней ладонью, потом – тыльной стороной назад, пытаясь уловить хоть какое-то изменение температуры воздуха. Сначала до реки Конды, потом назад, до озера Тор, к которому летом без мощного внедорожника никак не добраться: дороги размыло, болота поднялись, а ручьи своими бурными потоками разбили и так уже на ладан дышащие мостики. А на Торе места девственные остались, и лось непуганым был, и олень. Бывает, сидишь на лодке у берега, рыбачишь, а он тут же стоит в воде, водорослями лакомится и на тебя свысока поглядывает.
Михаил вздохнул. Да уж, здесь с Витькой они любили бывать. На той стороне озера, где Эсска впадает в Тор, несколько изб было. У той избы, что на самом болоте стояла, хозяина не было, стояла полуразвалившаяся. Ее фундамент, полы, правда, еще крепкими были, да и стены из толстого бруса тоже, только крыша просела, и то по самому верху… Чья была изба? Что-то по этому поводу Витька ему говорил. Кто, кто? А Борис Иванович Балашов! Он в семидесятых годах был председателем поселкового совета поселка Комсомольский, который в девяностых годах стал городом Югорск. Да, да, Балашов, говорили, заядлым охотником был. До этого в Великую Отечественную войну чекистом служил, потом – в Смерше, потом – в КГБ, и на старости занесло деда в таежный поселок. И глаз у него был цепкий, по-хорошему говорил, выведывал все, и любил во всем пунктуальность. Если сказал, что буду там-то и в такое-то время, то обязательно в это время и появлялся. И от других того же требовал.
…А изба его была необычной. Такие толстые бревна, из которых были сложены стены, Михаил не так часто встречал в том лесу. А какими ровными были у них края спила! Провел по ним рукой и не нащупал