«Вот кто-то же придумал это «Фейри», минута – и десять тарелок чистые, еще минута – и сковорода без жира сияет. Великий человек придумал эту мыльную жидкость, а может, и нет, а простой, незаметный человек. А я что за свои сорок пять лет придумал? Ну, закончил институт. После школы все мои друзья думали, что я в медицинский пойду, и сам так думал, но, когда в Афганистане на Панджшерской боевой операции у товарища от взрыва оторвало ногу, я так и не смог ему помочь. Хотя вроде бы остановил кровь, хлещущую из ноги, как фонтан, но Колька все равно умер. И вот именно тогда я и решил, идти только не в медицину. Да, да, нельзя идти в медицину, когда по твоей вине может умереть человек».
Рюмка выпитой водки прошла как вода, так и не задев хмелем сознания. Вторую можно было и не пить, хотя… Михаил наполнил водкой в третий раз рюмку и, перекрестившись, прошептал: «За тех, кто остался там». – И осушил ее.
Кусок масла на черном хлебе призывно распластался своей желтой массой под куском копченой колбаски. Но и этот бутерброд слюны не вызывал, есть не хотелось. Михаил отодвинул от себя блюдечко с бутербродом и глубоко вздохнул.
Да, уже на втором курсе, когда он подрабатывал в городской газете, отправился в больницу, чтобы взять интервью у терапевта… Нет-нет, у кардиолога. Да, да, у кардиолога. Но в отделении его не было, медсестра попросила подождать. Зашел к знакомому парню в одну из палат, о чем-то разговорились, Михаил невольно заметил у одного из лежащих на кровати какую-то серую тень, висевшую над ним. Так, мазнул ее глазами и о чем-то продолжал рассказывать знакомому. Но какая-то сила буквально заставила Михаила посмотреть еще раз туда же, и он испугался: тело у того человека начало пылать. Михаил поднялся, подошел поближе к кровати больного и увидел, что под грудью этого мужчины накалилось до красна, как сильно разогретое железо, сердце.
Вместо того чтобы вызвать медсестру, он потянулся руками к этому пылающему органу, взял откуда-то появившийся перед глазами снег и стал струшивать его на горящее в огне сердце. Оно зашипело и стало прямо на глазах остывать. Михаил завороженно, не спуская с сердца глаз, продолжал струшивать и струшивать кем-то поднесенную к нему новую порцию снега, и сердце остывало, принимая нормальный вид, и начало все сильнее и сильнее вздрагивать, а потом заработало, так спокойно, как будто шар, наполовину наполненный водой. То в одну сторону она ушла, то в другую. Тогда он сразу так и не понял, что произошло с этим человеком.
…Очнулся в кабинете врача. Перед ним сидел полный мужчина, подозрительно смотревший на него.
– Ой, извините, – пришел в себя Михаил, – и начал подниматься с кушетки.
– Вы ко мне же пришли? – видно, не в первый раз задавал ему этот вопрос врач.
– К кардиологу Александру Ивановичу Осипову.
– А, да-да, он мне об этом говорил. Вы подождите здесь, он сейчас придет. Может, вам холодной воды, чаю дать попить? – Врач, упершись руками на стол, приблизил к нему свое лицо и всматривался в глаза Михаила.
– Лучше