Сила даже нескольких капель спиртного в кофе легонько опьянила, но в то же время не расслабила, а наоборот, добавила сил, начиная разжигать в сознании танец любви. Огонь все выше и выше посылает свои всполохи в небо, через которые Михаил под барабанный бой начинает прыгать. Ах, как он страшен, этот огонь, и как он в этот же момент притягателен! А ты, словно на арене, один против быка и вокруг тысячи зрителей. «Ну что, – кричат они, – трус?» Да какой я трус. «Боишься?» – кричит вся арена, подбадривая тебя на поступок, которого ты всегда боялся.
«Не-ет!» – кричишь ты, заставляя себя сделать шаг вперед.
Но тут же подсознание останавливает тебя: «Это же предательство!» – кричит оно тебе.
«Да!» – в испуге кричит совесть. И боязнь уходит на второй план, хочется новых испытаний, или разогнаться и заново, окунаясь в желто-белые одеяла смерти, кинуться через пышущий огонь, внутрь него на ту сторону, или… Или под рев публики, под ее насмешки отказаться от этого шага и сделать еще более страшный, сказать всем: «Нет!»
Аж дух захватывает перед пониманием, что и тот поступок, и этот публика примет с овациями и с ненавистью. С чем больше – одинаково плохо. Публика – это сфера, в которой ты живешь. Но кто она – эта публика? Совесть? Да, совесть! Твоя совесть! И теряешься…
Кровь в тебе начинает кипеть и бурлить в такт этого страха, толкая тебя в его объятия. И тут же осмысляешь, что ты уже бессилен не сделать этого нового шага, пусть даже он будет правильным. Только для кого он будет правильным? Для тебя? Да!
– Танюша, погоди, погоди! – шепчет Михаил, пытаясь силой удержать ее тело, которое, как веревка, связывает его, которое, как электрический ток, колет его своими силовыми волнами и начинает управлять телом, отключая сознание, отключая сопротивляемость…
Да, да, да, именно так. Эта женщина его не слышит, она уже неподвластна ему, а только себе, все ниже и ниже опуская рычаг выключателя. Слышно по ее сильному непрерывистому дыханию, что она уже решилась на свой прыжок через огромные всполохи бушующего огня к нему. Ее руки все сильнее и сильнее разминают его мышцы на шее, на предплечье, на грудях, вводя Михаила в какой-то необычный транс, разбивая его силы сопротивления на тысячи осколков и все глубже и глубже вводя его в пьяный экстаз возбуждения.
– Танечка, нет, не надо, оставь меня…
Но женщина уже находилась в прыжке, а огонь, охвативший ее тело, превратил ее в молнию. А сопротивляющийся под ней Михаил, все больше и больше возбуждая в ней желание, интуитивно давал ей возможность буйствовать, побеждать, добиваться. Как паучиха, закутывая жертву в свою смертельную паутину, она добиралась своими зубами к его шее, к груди…
…На столе курилась новая чашка с кофе, побуждая своим ароматом подняться с дивана и присесть поближе к хозяйке, не спускающей своих глаз с Михаила. Обернувшись простыней, он встал и пошел в прихожую, но Татьяна вскочила и тут же закрыла дорогу ему