– Да, я привезла лепешки дядюшке Горгу…
Я, не дав ей договорить, закрыл её рот поцелуем, и мой язык проскользнул между ее губ.
Теперь уже мне пришлось укрощать эту норовистую «яблочную лошадку», но и в этой роли она была так же великолепна, вздрагивала подо мной и издавала ненасытные стоны, переходившие в страстные крики…
– Останешься? – без всякой надежды спросил я, когда мы насытили свою страсть.
Рада улыбнулась. Молча встала с кровати и, на ходу накинув платье, вышла из комнаты, бросив на прощанье:
– Завтра вечером!
Как только дверь закрылась за ней я заснул.
На третий день я опять ждал ее в своей комнате уже изрядно пьяный. В этот раз она принесла с собой запах парного молока и одарила новой волной воспоминаний о моем детстве. Близость наша стала нежной и долгой, теперь мы, словно изучали друг друга, получая и возвращая обильные ласки.
Касаясь ее безупречного тела, я упивался молочным, ароматом, проваливался в далёкое прошлое. К моему стыду было в этом что-то личное и очень порочное. Вспоминался родной дом, стол посреди комнаты, миска с ломтями пшеничного хлеба и моя молодая мать, наливающая парное молоко из большого кувшина в глиняную кружку…
С Радой мне было очень хорошо, и это была не просто очередная случка, а возвращение в родные пенаты одинокого бродяги-кобеля…
Четвертый день своего проживания в «Вечной жизни» я вообще помню смутно. К вечеру я был не просто сильно пьян, я был очень сильно пьян, но Раду ждал. Ждал и уснул. А проснулся от чьих-то объятий и… от сильного запаха сырой рыбы. Я открыл глаза и увидел в темноте Раду. Она улыбалась, как обычно, но, прижавшись к ней, я почувствовал, что вся она была мокрая и холодная.
– Что с тобой? Ты замерзла?
– Я привезла дядюшке Горгу рыбу, – ответила она. – Семь бочек речной рыбы. Вся пропахла этой проклятой рыбой, пока возилась с ней.
– А почему ты мокрая?! – спросил я.
– Я очень переживала, – смутилась Рада и прошептала. – Даже мне не нравится этот запах, а уж тебе… Это ведь не яблоки. И не хлеб с молоком…
– Откуда ты знаешь? – потрясённо спросил я.
– Знаю. Теперь я многое знаю… Я боялась, что ты отвергнешь меня. Здесь, у дядюшки Грога я попыталась помыться, но этот привязчивый запах… Он не отстает. Мне кажется, он уже всегда будет со мной. – она замолчала и виновато опустила глаза.
– Рада, милая моя Рада! Знаешь ли ты, что мой отец был рыбаком? – сказал я ей тогда. – Для меня нет ничего ужасного в запахе рыбы. В родительском доме через день пахло сырой рыбой. Не переживай! Лучше иди ко мне, я тебя согрею. Ты вся продрогла.
И я, поцеловав Раду за ухом под мокрыми волосами, перевернул ее на живот и лег сверху. В этот раз она была необычайно покорна, молчалива, извивалась подо мной и лишь в самом конце застонала, как не стонала никогда раньше.
На следующий вечер она снова пришла ко мне словно видение из сна. Разбудила и легла рядом. И снова от нее пахло