Всё было ровно так, как мы задумывали: видавший виды письменный стол, машинка «Эрика», на столе несколько страниц «Золотого колеса», лист в каретке с первыми абзацами и с эпиграфом на абхазском: «Господи, припадаю к Твоей Золотой Стопе!», начертанном от руки, чернильница для антуража, кресло, этажерка, абажур, плащ на вешалке. Так и вижу Даура, шагающего в нем по Баден-Бадену, ветер с моря заполаскивает полы плаща. (Есть ли в Баден-Бадене море? Неважно! Горы и море он мог увидеть всюду, это единственное, что ему принадлежало.)
Вместо фотографии бабушки с дедушкой – мы с Лёней улыбаемся приветливо со стены. (Тишкова тоже звали в Сухум, но он ни в какую: «В качестве кого я туда поеду? В качестве мужа лучшего друга их национального героя?») Черноголовые птицы с красными клювами тревожно выглядывали из травы…
А в эпицентре мы с Дауром в обнимку на фоне винтажного комода Лии Орловой, вид у меня легкомысленный и счастливый. Недаром Лия ревновала его ко мне.
– Что я вижу? – она удивлялась. – Откуда в твоем романе эти любовные телефонные разговоры Даура? Ведь он все это мне говорил – на полном серьезе!
– Главное не слова, – успокаивал ее Лёня, – а то, что он в них вкладывал!
Тем временем Циза рапортовала о моем прибытии какому-то важному господину.
– Так долго еха-ала? – тот отвечал по громкой связи. – Пешком можно было за это время несколько раз прийти!
В музей заглянула журналистка из «Вечернего Сухума».
– Встретимся завтра на мероприятии! – гордо сказала Циза. – Марина Москвина расскажет нам о Дауре то, о чем мы не знали!
– …Но догадывались! – та ловко подхватила.
Позвонил Рауф, приятель Даура.
– Приехала? – это он Цизе. – Ну давай, рассказывай!
– Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказала?!!
– Какие параметры?.. – интересовался Рауф.
– Это у тебя параметры, – парировала Циза, показав красноречивый жест, которым она велит Рауфу закрыть рот, когда тот во время экскурсий по музею Даура отпускает язвительные реплики.
Всё было расставлено по местам. Не хватало двух-трех предметов: моей кофеварки – я и Даур владели ею по очереди, – охотничьего ножа, подаренного Татьяной Бек:
Я тебе подарила однажды охотничий нож:
Ты на каждую вещь реагировал как на зацепку
Бытия… И как символ зеленый носил макинтош
и на кудри седые прилаживал кепку…
и зеленого пальто фабрики «Сокол», в котором, Даур подозревал, его уже никто не принимал за молодого азербайджанца, но все – за старого еврея…
Он притягивал к себе поэтов, художников и, как выяснилось, готовился быть воспетым резцом скульптора Архипа Лабахуа.
– Сейчас я вам покажу эскиз мемориальной экспозиции, – объявила Циза. – Мы в восторге