Все вокруг искали моего соседа. Я же ждал, когда все разойдутся и можно будет прокрасться к окну Нины. Чтобы смотреть, какая она красивая, когда заполняет карточки. Она закидывала ногу на ногу, так что подол неизбежно полз выше открывающихся шрамов на ногах.
Эти впадинки, означающие недостающие кусочки мясца на бёдрах и заднице, сводили воображение с ума. Это же самое воображение рисовало сцену, как она стоит в нижнем белье, снимает бюстгальтер, и её дородные груди, пружиня от упругости, выскальзывают на свободу. Каждый раз я представлял, какая она там, под обёрткой. Представлял, как закатываются её глаза от удовольствия, как я продираюсь сквозь все эти женские препятствия, чтобы взять её за душу и поиграть на струнах этой самой души. Пробудить бы в ней природную покорность. Заставить стонать. Громко. Очень громко. Хотя бы просто разбудить её от всеобщего сна учреждения.
Что окажется под её раковиной? Какое чудное млекопитающее выберется мне навстречу? Руки у неё всегда холодные. Из-за них мураши основания головы и предательски разбегаются по телу, топорщат соски, когда она обхватывает ладонями мою голову и крутит её в разные стороны. Хочет убедиться в том, что я всё проглотил, зараза! Заглядывает внутрь меня, совсем не боясь того, что может выпрыгнуть на неё оттуда, из глубины моего пищевода, желудка или кишок.
Завтра придёт новое распоряжение или новая инструкция, сможет ли она стать другой? Я смотрел на окружающих её санитарок: старые дородные тела с одышкой несмотря ни на что сохраняли гибкость. Могли запросто выдавить из себя улыбочку, раскорячиться и пластом на полу, и ползать на четвереньках. И всё это – с огоньком в глазах. С задором, который положен по нормам учреждения. А потом все они разойдутся по своим делам с тем самым лицом, какое есть у них от природы. Будто бы и не было ничего. Они и издевались над нами с таким же безразличием. Просто потому, что кто-то так ради шутки дописал это правило корявым почерком в инструкцию.
Хоть бы улыбнулась мне разок, а?
Попалась, сучка! Загнал её в угол: перекрыл ей дорогу между выходом из корпуса и улицей и аккуратно припёр к стенке. Что она подумала в своей голове? Смотрела на меня, перепачканного в снегу и до сих пор дрожащего от пронизывающего ветра. Сверлила насквозь своим фирменным надменным взглядом. Будто бы я такой же, как они все. Пришлось сбить с неё эту спесь. Пуговицы врачебного халатика посыпались и покатились по всему коридору. Она заметалась из стороны в сторону. Я молча улыбался. Потом всё же пихнула меня и вырвалась на свободу.
Она шла впереди как ни в чём не бывало. Может, я даже отпустил какую-то шуточку