А Еленин муж мог чем-то помочь по хозяйству (он, как всякий мужчина, многое умел) и никогда не брал денег, в отличие от деревенских мужиков, которые и пёрнуть не могли бесплатно.
Но при этом Елена отличалась жестокостью – она вполне серьёзно посоветовала Аделаиде убить кота (Аделаида не знала, куда его девать в случае своего отъезда – здесь никто бы не приютил чужое животное, крестьяне и к своим-то плохо относились, почти не кормили их); Елена сама убивала своих кроликов. Но не это было в ней самое неприятное: она, как все очень ограниченные люди, любила «поучать», очень часто навязывала Аделаиде свои советы в форме «категорического императива», считая себя «носителем истины в последней инстанции».
Однажды, уезжая, Аделаида оставила Елене ключи от калитки, потому что боялась за беспомощную Манечку – мало ли что могло случиться, а ехать было необходимо. Она отсутствовала три дня, на третий день, не выдержав, позвонила Елене и спросила – всё ли в порядке?
– Я не знаю. Ведь я там не бываю, – ответила Елена.
Аделаиду это поразило. Она бы не смогла не зайти к беспомощной старухе хотя бы один раз. А Елена так боялась, что её «заставят» помогать, взвалят на неё ношу… Поразительная чёрствость! А ведь Елена ещё была не из самых худших. Кстати, между прочим, она очень уважала Бабу Бабариху – якобы за то, что та была «большая труженица».
И ещё Елена обожала сплетничать – она всё про всех знала, считая себя порядочным человеком, она даже не задумывалась, что поступает крайне некрасиво, передавая Бабе Бабарихе очередную сплетню про Аделаиду, а как-то раз вообще поссорила её с двумя приехавшими молодыми ребятами, которые зачастили к Аделаиде, сказав тем, что Аделаида ей пожаловалась, что не хочет с ними общаться. Это отчасти было правдой – Аделаиде такое общение было совсем ни к чему (по ряду причин, которые мы здесь опускаем для краткости и по несущественности), но разобраться с ребятами она могла бы и без вмешательства Елены.
Остаётся добавить, что в свои шестьдесят с небольшим лет она выглядела как 80-летняя старуха, что было очень странно. И ещё – она почему-то считала Аделаиду вруньей и не верила ей, что бы та ни рассказывала о себе. Впрочем, Аделаида довольно скоро прекратила общаться с ней, обращаясь к той в очень-очень редких случаях.
Она не любила жестокость и уверенность в собственной непогрешимости, которые так и пёрли из этой, казалось бы, вполне интеллигентной и порядочной бывшей москвички с Арбата. Кстати, крайняя степень этого, казалось бы, хорошего качества – уверенности в себе – называется хамством и наглостью, а это в очень большой степени характеризует современных жителей столицы.
Аделаида