– Болит? – Василиса прикоснулась кончиками пальцев к опухшему глазу Миляты.
– Долго я лежал в беспамятстве?
– Панок с Огафоном тебя приволокли к нам в терем еще до захода. Ты пролежал всю ночь, а сейчас уже к полудню.
– Загородцы победили, – вздохнул Милята. – Два года Громовик был на нашей стороне! Я даже курицу принес в жертву перед боем. Все без толку!
– Где ж ты курицу взял? – хмыкнула Василиса, проигнорировав стенания юноши по поводу поражения в кулачном бою.
– Да у вас и увел со двора, – смущаясь, признался Милята.
Василиса залилась хохотом пуще прежнего.
– А Захарья сегодня утром весь двор обыскала. Как кур посчитала, так сама не своя. Значит, ты ее увел.
– Чтоб тебя леший забрал! А я утром в стайку – глядь, а там одной курочки не хватает! Бросилась по всему двору, значит, ее искать, а это твой жених, Василиса, утащил! Не был бы ты как пес побитый, не посмотрела бы и отходила тебя кочергой по хребту! – В дверях появилась грузная Захарья, одетая в рабочее платье и с косынкой на голове.
– Захарья, а ты что тут делаешь у двери? Подслушиваешь? – Василиса прищурилась.
– Отец ваш приказание отдал, когда со двора уходил, – склонив голову, ответила та. – Говорит, проследи, чтобы дети там не баловали. Не могла ослушаться.
– Ладно, – отмахнулась Василиса. – Ты только дверку закрой, а то смущаешь нас.
– Смущаю, как же! Вы уж меня простите, но где это видано, чтобы девица в постели с юношей лежала!
Василиса вздохнула, но нехотя встала с постели, легким движением поправила свои русые волосы, заплетенные в косу и перевязанные лентой, и грозно взглянула на Захарью.
– Вот превращу тебя в жабу, будешь знать!
Та побледнела и, всплеснув руками, попятилась назад.
– Ты уж не гневайся на меня, хозяйка, отец твой приказал. Не могу его ослушаться, – вмиг став покладистой, пробормотала холопка.
– Вот иди и ухом своим за дверью слушай, а сюда не суйся!
Захарья поклонилась и затворила за собой дверь. А Василиса повернулась к Миляте, одарив того широкой улыбкой. Местные бабы судачили, что Василиса – колдунья. Дескать, кто-то видел, что она ночью голая подходила к печи, что-то говорила, а после, взяв метлу, летала по комнате. Василиса и сама активно поддерживала эту историю, подливая масла в огонь подобными заявлениями. Милята же относился к ним как к дурачеству.
– Теперь нас подслушивают, милый, – прильнув к уху юноши, прошептала Василиса. Ее теплое приятное дыхание отдавалось негой по всему телу Миляты. – Веди себя благочестиво.
– Я и так благочестив, – пробурчал он в ответ, краснея.
Василиса взъерошила его спутанные волосы и подмигнула.
– У меня есть для тебя работенка, – вновь прошептала она.
Отец особо не допускал дочь