Оказавшись на непривычной высоте, я чуть не сорвался от головокружения, вовремя упав на четвереньки. Передо мной лежала относительно ровная круглая площадка, своего рода лужайка, сплошь укрытая ковром из ши́кши. Пересохшие губы с наслаждением вобрали горсточку сладковатых ягод. Прикосновение к этому мягкому сплетению влажных листочков и ветвей напомнило о моей наготе. Я встал. Тяжесть стыда за оскорбление, которое невольно причинял всему окружающему мой вид, наполнило нутро. Но шаг – и тяжесть исчезла. Дух овладел собой, как никогда раньше. Страшное и одновременно изумительное притяжение безбрежного неба внушало неразрывность со всем, что заметно и не заметно глазу. Осторожно ступая, я приблизился к чужому жилищу и замер. Шкура, обтягивающая каркас строения, была выкрашена в зелёный цвет, причём довольно усердно, судя по мазкам. Зелёной краской покрыли и камни, удерживающие нижнюю часть яранги. Символ? Предупреждение хозяина о нежелательности вторжения – тогда не лучше ли использовать красный? Ловушка? Безумная любовь ко всему зелёному?.. Так или иначе, но стало очевидно: тут кто-то есть. Вопрос в том, где находился этот «кто-то». Если у себя дома, то правила приличия требовали войти и поздороваться.
Размышляя таким образом, я вдохнул побольше воздуха и, пригнувшись, вошёл внутрь. Неосторожно задетый плечом отвердевший кусок кожи, служивший дверью, с треском оторвался и упал. Жилище оказалось больше, чем представлялось снаружи, и достигало в высоту около трёх с половиной – четырёх метров. Здороваться было не с кем, просить нечего и не у кого. В центре яранги в неглубокой ямке испуганно трепетал костерок; поодаль от него валялся треснувший каменный жи́рник. Стоял запах тухлого мяса, который моё обоняние уловило ещё при подъёме на скалу. В глубине яранги, у опрокинутого чугунного котелка, я открыл доказательства сытной трапезы: наполовину разделанная туша моржа без бивней, обилие морской капусты вперемешку с кровью, внутренностями и сваренными зёрнами перловки. Пожалуй, на этом описание внутреннего убранства можно смело завершить. «Обмотаюсь ламинарией, если похолодает», – про себя посмеялся я, воображая человека, бредущего в таком неглиже.
Сзади раздался треск – так в тихом лесу разом ломаются несколько толстых веток. Вздрогнув, я обернулся.
Перед тем, как он посерел, падающий извне прямоугольник света на миг пронзили лучи изумрудной звезды. То тут, то там побежал стук, словно от озорных детских пальчиков. Попытки отследить перемещение этих пальчиков ни к чему не привели. Их было так много; издаваемая ими дробь, кружась в голове, печально срывалась вниз, в сердце и дальше. Нет, я, пожалуй, не рыба. Какая к чёрту рыба, если плавать не умею?.. Есть вариант и похуже: море. Я – море, в отчаянии, в злобе,