– Карамба, сеньор…/и далее все по-испански/ У вас здесь не знаешь как и одеваться! Скажите, когда вас англичане захватили?
– О месье и не вспоминайте, я так привык к своим посетителям, что кажется как будто это было только вчера.
– Ах, сеньор, значит вам милей французы, раз у вас укоренилось это обращение.
– Да нет же, помилосердствуйте, христараде, отца большого семейства обвинять в сочувствии, я лишь сказал по-привычке.
– Э-нет, не надо отказываться, папаша, говорите, что вы знаете о двух французских офицерах, служивших в вашем гарнизоне.
– А то же самое знаю, что и о трех, и четырех, и пяти. Все они сидят как миленькие по тюрьмам и не слышно от них более ничего.
– Ну как же так, ничего не слышно. Мне бы только о двух мушкетерах справки навести, не поможете мне ничем в этом деле? Я, считай, сюда только по этому делу и приехал, то есть обыкновенно навестить своих друзей. А тут англичане как снег на голову свалились, даже неожиданно как-то, право.
– …Что я могу сказать?…Я знаю, что наших… погибло меньше англичан. А у вашего брата только моряков отпевали у нас в церкви… Ну, а таких чтоб офицеры… Они какие по виду-то? Ну в чем одеты были?
– Большой нашитый крест на груди.
– А-а, не знаю, не могу ничего сказать. Тебе лучше не со мной говорить, а с ними… Выбери кого-нибудь, поговори, признайся на чистоту чего приехал, может подскажет что. Если ты у меня жить будешь, я тебя обязательно сведу.
Ковалоччо был не против. Он и пообедал у тавернщика, после отправившись отдыхать, после утомительной дороги. В тот вечер его ни с кем не сводили, а проснувшись на следующее утро ему и самому стало понятно, что ничего не нужно, все бесполезно. А необходимо как можно скорей покинуть эту местность, куда он так далеко забрался и где со своими марсельскими данными пребывал в нежелательной известности. Особенно Ковалоччо ощутил желание возвратиться обратно, когда вышел из таверны на холодный утренний воздух. Приходилось сокрушаться по поводу того, что сие решение не пришло ему в голову вчера, когда еще можно было поправить свои дела и отправиться той же тартаной.
На счастье оказалось, что тартана никуда не уходила, а стояла на своем прежнем месте и будет стоять весь этот, и утро следующего дня. Обрадованный хотя бы этим обстоятельством, Капече Ковалоччо предупредил капитана, что завтра отправляется вместе с ними, на что тот его предупредил о том, что они возможно перейдут на другое место стоянки. Это было бедой не большой, главное, что он здесь не застрянет на неопределенно – долгое время. С Менорки было трудновато выбраться и в прежние времена, не говоря об этих, и на следующее утро он непременно разыскал свою тартану в самой глубине порта в стороне дальней от портового замка, на который Ковалоччо смотрел с неизъяснимым