Я сжимаюсь.
Это не я решила.
Я не знаю, что сказать.
Как объяснить, что я не могла сказать, что мне плохо? Что я до последнего боялась вызвать раздражение у тех, кто считает, что беременность – это не болезнь?
– Это первый раз? – врач смотрит на меня поверх очков, её взгляд пронзает насквозь.
Я опускаю голову, не знаю, стоит ли говорить правду.
Я помню, как несколько недель назад у меня уже были такие боли. Ненадолго, на пару часов, но я никому не сказала.
Если бы я тогда заговорила, что-то изменилось бы?
– Да, – тихо отвечаю я, не узнавая собственного голоса.
Врач вздыхает, снимает очки и смотрит на меня долгим, внимательным взглядом.
– Вам нужно срочно лечь в стационар. Мы вас госпитализируем.
Словно что-то внутри меня проваливается в пустоту.
Я понимаю, что должно было быть страшно, что нормальная реакция – это испуг, тревога, вопросы, но я просто сижу и смотрю перед собой.
Госпитализация.
Это значит…
Я крепче сжимаю пальцы на подоле платья.
– Это… обязательно? – спрашиваю я, и голос звучит так тихо, что я едва слышу себя.
Врач моргает, прищуривается.
– Вы серьёзно?
Я молчу.
Она откладывает ручку, скрещивает руки на груди.
– Вы понимаете, что у вас угроза? Вы уже теряете ребёнка. Вам нужно срочное лечение. Это даже не обсуждается.
Теряю ребёнка.
Эти слова больно ударяют в грудь.
Я медленно поднимаю на неё глаза.
– Можно спасти?
Она выдыхает, на секунду отводит взгляд, потом снова смотрит прямо в лицо.
– Мы сделаем всё возможное.
«Всё возможное» – значит, нет никаких гарантий.
Я киваю, хотя не чувствую ничего.
За дверью слышится голос Айшат.
– Ну что там? Долго ещё?
Врач раздражённо цокает языком.
– Это кто?
– Заловка…
Врач качает головой, что-то быстро записывает в карту, затем смотрит на меня в последний раз перед тем, как выйти.
– Сейчас оформим вас в палату. Готовьтесь.
Я киваю.
Но даже не двигаюсь.
Просто сижу.
Просто держусь за живот.
Просто пытаюсь не потерять контроль.
Потому что если я заплачу сейчас – мне уже не остановиться.
***
Меня привели в палату.
Я даже не помню, как оказалась здесь. Всё размыто. Голоса врачей, приглушённые шаги медсестёр, холодная капельница, воткнутая в вену.
– Всё будет хорошо, – говорит кто-то.
Но в этом голосе нет ни уверенности, ни сострадания.
Я не спрашиваю, что со мной.
Я уже знаю.
Больше не болит живот.
Больше нет ощущения тяжести, которая напоминала, что внутри меня растёт жизнь.
Теперь там пустота.
Я поворачиваю голову в сторону, смотрю на белые стены, будто за них можно спрятаться.
Но внутри всё горит.
Не от боли.
От