Главный вопрос: что надо убийце? Чего добивается?
Если нападение на квартиру Себрякова с натяжкой можно было объяснить попыткой ограбления (в которую, кстати, вписывался страшный беспорядок, оставленный преступником), то убийство Варакина было явно из другой оперы. Что грабить у бедного преподавателя? Стало быть, убийцу интересовал сам Варакин. Вопрос, почему.
– Исключительно в связи с его работой у Себрякова, – твёрдо предположил Ульянов.
– Согласен, – откликнулся я. – Убийца что-то искал в доме Себрякова, но не нашёл. Бесполезно угробив профессора, переключился на помощника. Вдруг тот знает, где находится искомое? Отсюда, кстати, и пытка. Варакин или ничего не знал, или не хотел говорить.
– А может быть, и знал, и сказал, – произнёс Ульянов, качая головой. – Боль кому только языки не развязывала.
– И так может быть… Бедняга Еремеев, получается, жертва случайная. Убийца следил за Варакиным и обнаружил, что за тем кто-то ходит. И убрал, чтобы под ногами не путался. А потом занялся приват-доцентом.
– Да уж, занялся…
Невесёлая реплика Ульянова вызвала во мне странный эффект. Душу вдруг уколола острая жалость к молодому историку, погибшему страшно и неожиданно.
Вообще-то жалеть жертву преступления непрофессионально. Лучшее оружие следователя – ясная, холодная голова. За многие годы полицейской практики я выработал в себе хладнокровное, можно сказать, отстранённое отношение к делам, в которых довелось разбираться. Но сейчас ничего не мог с собой поделать – жалел Варакина, и всё. Колючего, ершистого, явно жившего нелегко, в стоптанных ботинках и старом костюме, – жалел. И всей душой хотел найти убийцу.
– Между прочим, вы обратили внимание, каким образом Варакин сообщил нам тему предсмертной работы Себрякова? – спросил вдруг Ульянов, постукивая пальцами по столешнице.
– Что вы имеете в виду? Сообщил и сообщил. Тильзитский мир и так далее. Соврал явно…
– Он эту сложную и длинную тему выпалил одним духом, фактически отбарабанил, словно отрепетированный текст, – пояснил Ульянов. – Да ещё слегка ухмыльнулся, – ешьте, мол, добрые люди.
Я прикрыл глаза, вспоминая подробности разговора. Действительно, так всё и было. Но что из этого следует?
– Сдаётся мне, что перед смертью Себряков занимался темой, которую не хотел афишировать, – продолжал сотоварищ. – А поскольку его работой нередко интересовалась пресса, да и коллеги-историки, то и придумал профессор версию, как говорится, для внешнего употребления. И Варакину велел использовать её же – вероятно, не хотел преждевременной огласки. А сам непублично занимался совсем другим.
– Чем же именно? – задал я риторический вопрос.
Ульянов молча развёл руками.
Кирилл Ульянов
Работать с Морохиным оказалось сложнее, чем я думал. И дело тут не в личных отношениях – они-то как раз складываются неплохо. Сложно скрывать, что изначально