Оставив Ваню дожевывать обед, я расплатился и ушел.
«Лед тронулся! Лед тронулся, господа присяжные заседатели», – усмехнулся я парапету канала Грибоедова и, пройдя всего несколько шагов, остановился как громом пораженный. Между фонарными столбами поперек дороги раскачивалась на ветру растяжка, приглашающая в Театр комедии на спектакль «Разговор с Лицинием».
– О как! – пробормотал я, отойдя от изумления. – Нет, ребята, пулемет я вам не дам. А вот «Красную звезду» перечитаю.
Воскресенье 25 сентября 1977 года, день
Ленинград, Павловский парк
Середина сентября выдалась хотя и сухой, но зябкой и ветреной, словно хотела побыстрее намекнуть школьникам, что все, баста, каникулы закончились, пора впрягаться. Но потом природа смилостивилась, и днем парным воздухом разливалось по улицам и дворам бабье лето. С утра, если выйти чуть с запасом, можно было неторопливо идти по солнечной стороне вдоль фасадов и беззаботно щуриться, впитывая лицом ласковое тепло.
В такие моменты в теле тугой струной вибрировала радость жизни, и я физически ощущал правильность всего происходящего. Где-то далеко, в сумраке прошлого, осталось циничное будущее с людьми, которых уже ничем нельзя удивить. «Пусть, – твердил я про себя, – пусть лучше придут те, кто умеет жить щедро, отдавая так, что вопреки всем законам природы у них прибывает и не кончается. Пусть, – молил я, – пусть то жуткое будущее разойдется в потоке времени, как расходится в океане извергнутое осьминогом чернильное пятно, без следа. И кол тому будущему в могилу», – заканчивал я тихим шепотом свою утреннюю молитву.
Впрочем, было понятно, что эти теплые дни ненадолго, и сегодня мы провожали последний отблеск лета. Выехали рано и потому поспели в еще почти безлюдный парк. Искрился иней на хмурой от утреннего морозца траве, свежий осенний воздух был, как горная река на мелководье, прозрачен до невозможности, а под ногами шныряли, выпрашивая подачки, яркие белки.
Наш смех разливался по аллеям, разгоняя сонную тишь. Время летело незаметно. Набегались на опушке в «пятнашку», проверили ловкость в «вышибалу» и под конец окучили «картошку» под преувеличенно жалобное повизгивание жертв. Затем сваленные в центр импровизированного стола бутерброды подарили нам ленивую сытость. Осоловев, мы мелкими глотками прихлебывали разлитый из цветастых китайских термосов обжигающе-горячий чай, а сложенный из тоненьких березовых прутиков костерок овевал нас горьковатым дымком.
– Вот и лето прошло, – промычал я, многозначительно поглядывая на почти голый дуб.
– Мне и вправду везло, только этого мало? – уточнила Яська, привалившаяся спиной к тому же стволу, что и я.
– Угу… – Дурачась, слегка притиснул ее. Хорошо, сразу с правого бока теплее стало.
– Дурачина. – Яся легонько хлопнула меня по плечу, освобождаясь.
Я смеюсь, нехотя ее отпускаю и, запрокинув голову, смотрю в небо.
Везло мне, везло,