– Вы любите советское кино? – спросил A'vel, переходя с иврита на английский.
– Говори по-русски, – ответил Саша. – Мы оба русские. К чему эти…
– Шо?! Я по-русски?
– А по-каковски? Ты же Авель Гречишников. Так?
– Ну!
– Баранки гну. Вот и говори по-русски.
Что это покорный Саша так надулся? Жену к A'vel ревнует? Или… Нет, не стоит с этим москалём бодаться. A'vel любит всех своих поклонников, вне зависимости от места их постоянной прописки и вероисповедания.
– Девчата у тебя что надо, – A'vel протянул руку, прикоснулся к краю радужной юбочки старшей из девочек, сидящей на плечах Саши. – А сам ты чёрт… От мобилизации скрываешься? Одобряю! Война – это зло.
– Послушайте, Авель! – воскликнула красивая мамаша (похоже, от этой ведьмы воистину нет спасения!). – Во-первых, не стоит называть наших детей девочками. Они ещё слишком малы и не определились со своим полом. Во-вторых, говорите уж лучше на иврите. Благородный язык израильтян не подразумевает посконного хамства носителей суржика.
– Шо?! Носителей чего?
– Моя жена называет тебя грязным хохлом, – прорычал Саша, на всякий случай отступая.
Симпатичное существо на его плечах весело расхохоталось.
– Ишь ты! С виду херувимчик, а на самом деле такой же чёрт, как папаша…
– Не трогайте моего сына! – взвизгнула мамаша.
– А-а! Так всё-таки значит сын? С парубка педика растите? – фыркнул A'vel.
A'vel брезгливо сплюнул и направился вглубь бара. Из пропахшего табаком полумрака доносились нестройные аккорды. Кто-то пытался воспроизвести на органоле первые такты второго фортепьянного концерта Рахманинова. На десятом примерно такте сбивался и начинал всё сызнова.
– Авель, водки хочешь? – крикнули ему.
– Я перед концертом не пью. Та и какая тут у вас водка… Это не водка, а дерьмо!
– Как какая? Русская, конечно. Не дерьмо. Попробуй!
A'vel оттолкнул протянутую руку с полной до краёв стопкой. Прозрачная жидкость расплескалась. Запахло алкоголем. A'vel матерно выругался и кинулся к небольшому, декорированному в стиле техно подиуму. Голоса у него за спиной пытались спрятать в многословии обиду, как мачту ретранслятора в стоге сена.
– Зря ты называешь мою водку дерьмом. Через Киргизию возят. Дорого выходит, зато настоящая… – проговорил первый голос.
– Отстань от него. У нашего Авеля корона на голове. Слышишь, как по потолку шкрябает? – ответил ему другой.
– Эй, Авель, ты чего такой злюка? – примирительно проговорил третий.
Что это за шваль у органолы? A'vel вышибает ногой табурет из-под чьей-то задницы.
– Тут всё моё! Этот чёртов бар мой! Музыканты – мои! Весь этот жидовский Ашдод мой! – вопит он. – Я весь этот хреновый Ашдод куплю, продам и снова куплю.
Ему досадно, что красивая мамаша озлилась из-за того, что он назвал её мужа трусом. От любви до ненависти один