Художник молчал. Скорбь на его лице была непонятна Саше и пугала его.
– Что-то не так с его отцом?
– Про Святослава Гречишникова мало что известно. Всего несколько статей. «The New York Times» тоже писала о нём…
– Что же она писала?
– Поставки оружия. После развала СССР на территории Украины осталось много военных складов. Кто-то хорошо нагрел руки на торговле советским оружием.
– Гречишников?!
– Чем, вы думаете, вооружены ребята из сектора Газа?
– Я не разбираюсь в оружии… не интересуюсь…
– В ближайшие десятилетия в этом мире выживет и даст потомство лишь тот, кто разбирается и интересуется оружием, – назидательно произнёс художник, и Саша ещё раз подумал, что под длинным балахоном бедуина может прятаться и несколько РГД, и АКМ, а может быть, где-то поблизости среди лежаков и пляжных зонтов припрятано и нечто покрупнее.
Насте не нравятся ни слова, ни назидательные интонации художника. Она забирает детей, вытряхивает из их одежды песок, любуется рисунком. Саша расплачивается с художником. Тот принимает шекели с поклоном. Саше приятно чувствовать себя щедрым.
– Будет дождь, – говорит художник, собирая свои пожитки.
Он снимает с мольберта рисунок, покрывает его листом тонкого пергамента, сворачивает в трубочку, перевязывает лентой и торжественно вручает Насте.
Рисунок получился удачным. Монохромный, но очень живописный. Настя выглядит счастливой и спокойной, но Саша привык к перепадам её настроения.
Саша с Настей стряхивают с босых ног песок и поднимаются на набережную Ашдода. Детей несут на руках. Саша оборачивается, чтобы ещё раз посмотреть на удаляющуюся фигуру пляжного художника. Его светлые одежды полощутся на ветру. Где же он прячет свой автомат?
– Послушай! – тихо говорит Настя, и Саша покорно склоняет ухо к её губам.
Настя чрезвычайно нервна. Расстояние от полного и безоблачного счастья до гневной истерики порой исчисляется минутами. Настя любит внимание и заботу, при отсутствии которых становится вспыльчивой. Саша старается заботиться, старается быть внимательным.
– Послушай! – тихо повторяет Настя. – Тиша заговорил!
– Как так? Тебе не послышалось? Что он сказал? Папа или мама? Прости, как я мог сомневаться. Конечно, мама!
– Он сказал «чайка». Только почему-то на иврите.
Набережная Ашдода. Какие-то цветущие кусты. Пальмы, между которыми снуют прохожие. В нижних этажах домов первой линии магазины и магазинчики. Чуть правее – отдельно стоящее приземистое здание под неоновой вывеской – знаменитый на всё побережье бар, где выступают знаменитости. Нынче на щите возле входа в бар объявление. В чёрно-белой цветовой гамме изображена всеми местными узнаваемая Кремлёвская стена со Спасской башней. На этом графическом фоне кроваво-красным выведены латинские буквы A'vel и чуть ниже чёрными буквами по-русски: «Советские песни в новом украинском прочтении».
На набережной многолюдно. Люди гуляют.