Я уже отмечал, что Траян никогда не любил Адриана; и когда ему стало необходимо определиться относительно своего преемника, он вовсе не включил его в различные планы, которые приходили ему на ум. Некоторые утверждали, что он задумывал подражать Александру, не назначая себе преемника; план, недостойный такого хорошего принца, как он, который, осчастливив империю при жизни, должен был позаботиться о сохранении её спокойствия и после своей смерти. По мнению других, он намеревался написать сенату, предоставив этому собранию право выбрать императора из числа определённых лиц, которых он указал бы в своём письме. Этот план, кажется, имеет немалое сходство с тем, что Дион рассказывает по поводу Сервиана. Он свидетельствует, что во время пира Траян предложил своим сотрапезникам назвать десять достойных управлять империей, а затем, немного поразмыслив, поправился: «Я прошу вас назвать лишь девять, – сказал он, – одного я уже имею в виду: это Сервиан». В другом месте я упоминал, что он думал о Луции Квиете, хотя тот был иностранцем и мавром по происхождению. Спартиан также приписывает Траяну намерения относительно Нератия Приска, знаменитого правоведа, выбор которого, по его словам, одобряли друзья императора; дело зашло так далеко, что однажды Траян сказал Приску: «Если судьба распорядится мной, я вверяю вам провинции». Выражение, которое я считаю нужным отметить мимоходом для читателя как доказательство того, что Траян считал себя скорее верховным главнокомандующим республики, нежели монархом, и полагал, что непосредственно подчинены его власти лишь провинции и армии.
Из всех этих фактов ясно следует, что Траян вовсе не намеревался усыновлять Адриана; более того, Дион утверждает, со слов своего отца Апрониана, бывшего наместником провинции Киликия, где Траян скончался, что никакого усыновления не было. Вот как была проведена вся эта интрига.
Траян, страдавший от паралича, к которому присоединилась водянка – довольно обычное следствие злоупотребления вином, – казалось, впал в состояние, при котором посторонние впечатления должны были легко овладевать его рассудком; тем не менее, он до конца сохранял решимость не усыновлять Адриана. Возможно, его недоверие к приближённым подкреплялось подозрениями относительно