Неловко развернувшись, плечом он задел край шкафа и грозно закачавшись, тот начал крениться в сторону. Балансируя, чтобы не свалиться со стула, граф не успел подхватить шкаф и тот с оскорбленным грохотом упал, рассыпаясь на секции, звеня разбитым стеклом и рассыпавшимися по полу металлическим инструментарием. Тяжелая астролябия покатилась, царапая паркет. Бахнуло оглушительно! В доме закричали напуганные и возмущенные женщины. С испугом в кабинет заглянул один из гвардейцев – двое других охраняли дом снаружи.
– Ваше превосходительство?
– Вон! Вон отсюда! – взревел разочарованный Орлов, спрыгнув на пол. Тяжелые, окованные сапоги приземлились на пол почти так же тяжело, как нагруженный шкаф. Женщины вскрикнули снова.
– Принести сюда доски и гвозди! Забить здесь все и опечатать! Окна снаружи заколотить! Двери замуровать! Я тут позже разберусь. Приказ ясен?!
Граф тяжело дышал, бросая растерянные взгляды по сторонам. В кабинете царил хаос. Поднятая пыль медленно опускалась, блестя в свете солнца, лучи которого лились сквозь высокое окно. Не долго ему оставалось принимать благодатные лучи.
– Куда же, черт тебя побери Михайло, ты их дел? Куда спрятал? Что там было?? – Григорий Григорьевич не собирался сдаваться.
С жестоким в глазах окружающих любопытством, похожим на одержимость, граф искренне беспокоился о репутации русской науки. Но кто же поверит!
– А коли не я? Коли немчура найдет и байки распустит? Что тогда? Ах Михайло… – стонал граф.
– Ежели спрятал ты их – так уж пусть хоть на века. Уноси с собой! Уноси, Михаил Васильевич!
Перед самым выходом Орлов бросил взгляд на стол, где стопкой лежали книги. Несколько исторических томов и один открытый, исписанный рукой Ломоносова, были выше прочих. Почерк в нем был суетливым, убористым – наверное для заметок, для себя писал, подумал граф. Взяв книгу в руки, Григорий Григорьевич увидел наборы формул, какие-то изображения, не то стекол, не то линз, укором напомнивших ему о собственных астрономических изысканиях. Но все это были мелочи! В целую страницу величиной было нарисовано солнце. Нелепое, словно рисунок ребенка, желтое и с лучиками, с каракулями внутри. Набор неясных, хаотичных записей. Работа не была окончена.
***
Остыв и извиняясь перед Елизаветой Андреевной, граф выспрашивал, может ли он чем-то помочь в сложившихся прискорбных для всех обстоятельствах. Смущенная вдова долго ходила вокруг да около, а потом…
Григорий