Вот так и жизнь порой не жизнь,
а лишь экскурсия по жизни.[26]
Так что давайте, повнимательнее, сосредоточьтесь на моих словах, превращённых разными сочетаниями в мысли. Сделайте милость, пожалейте экскурсовода. Попробуйте меня великодушно услышать без истории сверхъестественной с моей стороны, без того, чтобы мне вещать, взойдя на пресловутую Голгофу, и подтверждать их, мысли, смертью своею на кресте убедительности. «[27]Strive and thrive!» Это в ваших, наконец, интересах. Наша экскурсия начинается…[28]
И это тоже мы…
И это тоже мы:
Ломаем, унижаем,
Вонзиться в высь слабы,
По лесу ходим краем.
Нет якоря у слов,
И ветер, как пылинки,
Их с памяти унёс
Бессмысленно ничьими.
Любить – так для себя,
Ни лиц не разбирая,
Ни смутного числа
На ярусах театра.
Столовая червей,
На кассе человечность,
Бак совести пустел,
Жирнеет соус желчный.
Святой дух погребли,
Над гробом панихида,
Насыпали земли,
И нам совсем не стыдно.
Повести
Повесть – это не короткий роман о событии в жизни, это вся жизнь, спрессованная в повесть.
Шутка
Молчи, скрывайся и таи И чувства и мечты свои… Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймёт ли он, чем ты живёшь?
Глава первая
Жизнь до шутки
Вениамину Ростиславовичу в последний день московской слякотной зимы исполнилось пятьдесят девять лет. Возраст стремительно и неумолимо приближался (или уже приблизился, как посмотреть) к ханжескому эпитету «почтенный», а если по-простому, то к стариковскому «на линию огня»; гудение и дрожание роя своих лет в себе он пока ещё абсолютно не слышал, и никак не веяло из приоткрытой двери прожитого