Дивногорье. Иронара

раскаты грома, из земли начали вырываться корни древних деревьев – толстые, узловатые, покрытые мхом. Они сплетались между собой наподобие арки, через которую виднелись воды Байкала, излучающие мягкое мерцание, словно северное сияние отражалось в его глубинах. Блеск усиливался с каждым мгновением, образуя вокруг арки лучезарный ореол всех оттенков синего и золотого и становясь почти невыносимым для глаз. Ане пришлось прищуриться. Девушку обдало волной тепла и запахом, который она не могла определить – что-то среднее между ароматом летнего дождя и свежесрезанных цветов, но с нотками чего-то совершенно незнакомого. Аня ощутила, как её тело начало тянуть к проходу – не грубой силой, а мягким, но настойчивым зовом, словно кто-то любимый протягивал руку, приглашая войти. Волосы девушки, выбившиеся из косы, поднялись и заструились в направлении портала, как в невесомости.

      Портал вспыхнул ослепительным светом, словно тысяча молний ударила в одно мгновение. Воздух вокруг загудел, земля вновь содрогнулась под ногами, будто мир вздохнул в последний раз. Свет портала на миг стал таким ярким, что затмил даже первые звёзды на темнеющем небе, а затем – так же внезапно – погас, оставив после себя лишь тишину и пустоту. Девушка исчезла. На поляне, где ещё секунду назад стояла Аня, остался лишь расколотый на несколько частей замшелый камень. Его поверхность, некогда гладкая и тёплая от солнца, теперь была покрыта паутиной глубоких трещин, из которых сочился слабый, едва заметный голубоватый свет, словно последние капли магии утекали в землю. Вокруг камня трава почернела и скрутилась, будто выжженная невидимым пламенем, а воздух наполнился резким запахом озона и пыли. Ночные сумерки сгустились, словно сама тьма решила скрыть следы произошедшего. Ветер, который до этого кружил вокруг портала, внезапно стих, и на поляну опустилась тишина.

      В это же время, за сотни километров от поляны, в больничной палате, пропахшей лекарствами и антисептиками, бабушка Нина внезапно открыла глаза. Её взгляд, обычно туманный от боли и усталости, стал ясным и пронзительным, словно она увидела что-то за пределами этой комнаты, за гранью привычного мира. На её бледных губах появилась едва заметная улыбка, а голос, тихий, но твёрдый, прозвучал в вечерней тишине:

      – Всё вовремя. Всё как должно быть…

      Кардиомонитор, до этого мерно отсчитывающий удары сердца, внезапно завизжал пронзительным сигналом тревоги, вычерчивая роковую прямую. Зелёная линия на экране замерла, превратившись в безжизненный горизонт. В палату вбежала дежурная медсестра, её торопливые шаги гулко отдавались в пустом коридоре. Она бросила взгляд на монитор, затем на лицо бабушки Нины, и её собственное лицо исказилось от горького осознания неизбежного.

      – Девятая палата! Остановка! – крикнула она, выбегая в коридор, и эхо разнесло её голос по затихшему отделению.

      Бабушка Нина лежала с закрытыми глазами, её морщинистое лицо было спокойным и умиротворённым, словно она наконец