Бесценная жизнь. Снежана Руслановна Аникина

Думцевы просто будут постоянно думать об этом. Это их правда и их реальность, а мировоззрение других людей Гориславу и Иннокентия нисколько не интересовали. Старик дал такой ответ не только из очередного желания проявить заботу по отношению к дочери и попытаться всё же отгородить её от злых соседских языков и глаз, но и потому, что пока не успел придумать, как девочка могла бы снова беседовать со Светланой. Его мозг оказался максимально перегружен и новыми нахлынувшими эмоциями, и различными мыслями, и ему следовало отдохнуть, чтобы потом снова как следует обдумать дальнейший план действий.

      А Горислава после их разговора так и смотрела на могилу матери, будучи уже не поникшей, а будто воскресшей и воодушевлённой скорым возобновлением связи с мамой. С этого момента и до возвращения домой их голоса практически не звучали в стороны друг друга.

      Вот и явилась долгожданная для девочки ночь. Но, несмотря на глубокую темноту и убаюкивавшую колыбельную августовских кузнечиков, Горислава ни на секунду не думала о сне, даже когда Иннокентий принёс ей, как обычно, стакан с тёплым молоком, к которому даже не притронулась, пристально следя за каждым отцовским движением и дожидаясь момента, когда он произнесёт первое слово, касавшееся волновавшей её теме. Тот ещё давно уловил эти знаки. К счастью для него, его мысли не были хаотичными, тяжёлыми, а дрожь на теле отсутствовала – у него уже имелся ответ на последний, тот самый вопрос дочери. Чуть кивнув ей в знак скорого возобновления разговора, Иннокентий направился в спальню, теперь принадлежавшую только ему, но куда Горислава приходила спать с того страшного события. Страх ночи, страх потерять в это время суток ещё и отца подкрался в детское сердечко и пустила свои грубые и острые корни. Старик сам находил поддержку в дочери, прижимая её к себе и тоже боясь потерять единственное сокровище, что у него осталось. Иннокентий взял с тумбочки раму с одной из последних фотографий Светланы. Она была сделана летом в год рождения Гориславы. Голубые и добрые глаза, устремлённые прямо на человека, смотревшего на неё, убранные в густой хвост волосы, потрескавшиеся тоненькие губы, застывшие в ослепительной улыбке, руки, занятые приготовлением десерта из творога и замороженной на зиму жимолости… А сидела Светлана точно там же, где сейчас сидела Горислава: за кухонным столом, а прямо за спиной располагалось окно с несколькими цветочными горшками.

      Решительно вздохнув и вновь почувствовав полную уверенность в том, что он делает, и нежелание отступать, Иннокентий направился к своей дочери. Ласково глядя на молоденькое и крайне заинтересованное личико, он сел рядом с Гориславой, положил прямо перед ней фотографию Светланы и начал чуть шёпотом:

      – Твоя мама сказала: «Эта фотография будет границей между вами и мной, между нашим миром и миром, в который я скоро попаду». Нужно зрительно сконцентрироваться на фотографии и на всё, что связано с твоей мамой, и сердцем заговорить с ней. А если захочется вслух поговорить,