Не забыт и клуб – обширное помещение с белёными стенами, дарившее летом вожделенную прохладу. Здесь в трёхлетнем возрасте я впервые познал силу искусства. Мы, малышня, пристраивались прямо на полу, перед самой сценой, чтобы ничто не мешало смотреть кино. И когда во время демонстрации трофейного фильма «Тарзан» с экрана прыгнул огромный тигр, меня словно ветром вынесло из клуба…
Неподалёку от нашей хаты – широкая балка с коричневыми глинистыми спусками к мутной воде. Мы называли её Речкой, хотя это было степное сухоречье, перегороженное земляной плотиной, или, как у нас говорили, греблей. В реку Победную она обратилась позже, в 1960-е, подпитавшись водами Северо-Крымского канала.
Смутно помню, как выглядела школа. Та, где в январе 1939-го вступил на долгую учительскую стезю мой отец. В ней он, очевидно, и проживал. Тесная каморка, печь с лежанкой, стол. И шкаф с учебниками, классными журналами, скудной методической литературой, единичными наглядными пособиями.
В предвоенные годы с жильём было непросто, учителя ютились кто где: одни снимали угол в местной, как правило многодетной, семье, другие – в тесных квартирах учительских домов, третьи – в школьных зданиях.
Зима у нас мягкая, неустойчивая. Снег ложится нечасто и держится недолго; почва то замерзает, то оттаивает. Средняя температура января – с полградуса тепла.
В 1940-м было иначе. «В тот год, – сообщается в интернете, – замёрзло не только Азовское море, но и северные районы Чёрного». В Карасубазаре, с 1944-го Белогорске, холодало до рекордных минус 35, Сейтлере (Нижнегорском) – почти минус 37 градусов по Цельсию45.
Месяца полтора начинающий педагог привыкал к новому распорядку жизни. Рано утром в школу являлась техничка – помыть полы, наколоть дров и растопить печи в классных комнатах. Если её не было, хозяйственные хлопоты ложились на плечи учителя.
Обогревом каморки отцу приходилось в любом случае заниматься самому. Педагоги не обеспечивались топливом, и по вечерам он гонялся в степи за сухими колючими клубками перекати-поля, иначе курая, или кермека. Когда мне было три-четыре года, я тоже вылавливал около дома гонимые ветром большие шары.
Сухие колючки легко занимались и весело, задорно трещали в печи, но быстро выгорали. К рассвету комнатка выстывала так, что у парнишки, спавшего в одежде под ворохом одеял, не попадал зуб на зуб.
Позавтракав, чем бог послал, отец проводил четыре-пять уроков. Хотелось бы знать, что чувствовал подросток шестнадцати с половиной лет от роду, входя в помещение, где сидели разновозрастные, ненамного его моложе, ученики?
В конце 1960-х мне довелось после института вести уроки русского языка в шестых классах. Отец же занимался с учащимися разных классов одновременно, причём учебные предметы зачастую не совпадали. Вот и учился дирижировать: загрузив самостоятельной работой одних, управляться с другими.
Малокомплектных начальных школ, таких как Русско-Антоновская, в середине