После того эпизода жизнь, казалось, вновь вернулась в прежнее русло. Кончился учебный год, который был для меня весьма удачным, если не считать единственной четвёрки по русскому языку (напротив остальных предметов в табеле красовались пятерки). С этими отметками я и прибежал к отцу, и на этот раз прежде, чем войти в кабинет, не забыл постучаться в дверь.
Он говорил по телефону и знаком показал мне, чтобы я вошёл.
– Да-да… Именно письма. Все, если есть такая возможность… И не отправленные тоже… И записные книжки… Всё это должно издаваться! Фигура-то какая колоритная… Только на английском? Жаль… А копии выслать можно? Поговорите пожалуйста с профессором… Он ведь в прошлом году приезжал?.. С курсом лекций… Хорошо, спасибо.
Он положил трубку и взглянул на меня.
– Видишь, как совпало… – сказал он. – Я сейчас как раз изучаю биографию того самого полковника.
А потом папа просматривал мои оценки и долго расстраивался из-за единственной четвёрки.
– С твоими данными!.. – восклицал он. – С твоей начитанностью! – горевал он. – Как может быть такое? – вопрошал он.
Мне было вдвойне грустно от этих вопросов и восклицаний. Во-первых, надежды порадовать родителей своими высокими результатами обратились в прах. Во-вторых, моё гордое звание импровизатора и рассказчика, повисло над бездной.
– Давай договоримся, на каникулах будешь сам записывать свои рассказы, – сказал отец.
Я кивнул, потому что говорить не мог, боялся разреветься. А слёз отец, ой как не любил.
– Вот сегодня и начнёшь. У тебя уже есть две замечательные истории. Нужно только записать их в соответствии со всеми правилами нашего «великого и могучего». Договорились?
В тот вечер я корпел над рукописями, пытаясь наиболее точно и грамотно изложить виденное мной, чтобы после отдать на проверку самому строгому учителю – своему отцу. Временами до меня доносились обрывки разговоров.
– Ну вот, – вздыхала мать, – усадил парня за письменный стол, а у него, между прочим, каникулы…
– Светлана! Не порть мне мальчишку! Талант требует огранки. Пусть работает.
– Только пожалуйста не перестарайся. Он ведь ещё ребёнок.
– И Моцарт был ребёнком… Пушкин, между прочим, тоже! У нашего сына отличный слог. Но хромает правописание.
Теперь я не знал, радоваться мне или нет, этому, внезапно открывшемуся, дару. Я тщательно выводил букву за буквой, строку за строкой, перепроверяя по словарю, соотнося с правилами орфографии и пунктуации. Так начались летние каникулы.
Назавтра мои работы лежали на отцовском столе, а на следующее утро они возвратились ко мне уже с исправлениями, подчёркнутыми словами и перечёркнутыми фразами. Внизу была размашистая приписка красным фломастером: «Считаю, что годовая оценка „четыре“ поставлена тебе из жалости. Я оцениваю твой русский на тройку».
Листки