С бойцами мне приходилось ездить на всех видах транспорта, а вот с призывниками нет. У солдата менталитет другой. На нем военная форма, он знает, что обязан подчиняться офицеру. Едет, куда прикажут, идет, куда прикажут. А призывники – народ, присягой не обремененный. И, хотя Конев мне вчера рассказывал об ответственности призывников за неявку на сборный пункт, я что-то сомневался…
И время в стране наступило такое, что законы как-то перестали бояться не исполнять. С экранов телевизоров и газет на призывников хлынул вал негатива об армии. Побои, издевательства, убийства, глумление – всё это ждет новобранца в части! Армия – это огромная зона с уголовными нравами, с паханами под видом командиров и их подручных из числа старослужащих. Немудрено, что ребята, насмотревшись таких ужастиков, старались всеми правдами и неправдами избежать призыва на военную службу. А те, кто не избежал, в воинской части поначалу тряслись от страха. В обиходе у военных появилось слово «пацифист» – сначала для смеха, потом как ругательство.
Посмотрим, что собой представляет этот Михалев. Это его я вчера видел на инструктаже, но видел-то мельком, не приглядывался, не знал же, что везти придется. Вроде, парень как парень, но поди знай, что у него на душе. Краем уха слыхал, что призывник у сотрудников 2-го отделения «крови попил», но в чем это выражалось, я не знал.
Теперь за пять минут до отправления поезда я стоял на перроне напротив входа в вокзал и высматривал Михалева, восстанавливая в памяти его облик по вчера брошенному вскользь взгляду. Я не профессиональный контрразведчик, поэтому просто смотрел на молодых ребят. Еще на наличие у них сумок, чемоданов, рюкзаков. И горластой родни из числа провожающих. Осложняло мои изыскания то, что на перроне было полно людей, треть из них – молодые ребята. Многие были с сумками, но вот провожающей родни с песнями, водкой и дрессированным медведем не было…
Подошел поезд, народ повалил в вагоны. Я стоял на месте, пока перрон не опустел. Повертел головой. Никого, только я и старая собака, лежавшая в метре от меня и смотревшая на меня с надеждой на бутерброд.
– Если не подойдет к тебе на вокзале, – говорил вчера Конев, – все равно езжай… может, не нашел тебя, сам сел, может, родня сопровождает с песнями и плясками, им не до тебя…
– А может, специально, из сволочизма, – глухо добавил он, – чтобы ты понервничал, побегал по перрону… этот Михалев может…
Бегать по перрону было уже поздно, да я и не собирался.
– Поеду, – сказал я собаке, – извини, Джек, бутерброда нет, я же к обеду вернуться собирался…
Вскочив