Однако отец, несмотря на поздний час, был не в кровати. Прохлаждавшийся у двери спальни часовой сказал Юаню:
– Генерал в большом зале.
Тогда Юань разгневался – значит, не так уж болен его отец! Это была уловка, чтобы заманить его домой! Он стал распалять в себе этот гнев, чтобы не бояться отца, и вспоминать славные свободные деньки в деревне. От этого он действительно разозлился не на шутку, но, стоило ему войти в зал и увидеть Тигра, как гнев его бесследно исчез, ибо он сразу понял, что отец не хитрил. Он сидел на своем старом кресле с тигровой шкурой на спинке и смотрел на жаровню с углями. Он был закутан в свой халат из овчины, а на голове у него сидела высокая меховая шапка, и все равно было видно, что у него зуб на зуб не попадает от холода. Кожа у Тигра была желтая, будто дубленая, глубоко запавшие глаза горели сухим черным огнем, а небритое лицо поросло жесткой седой щетиной. Когда вошел его сын, он поднял голову, а потом вновь опустил ее и уставился на угли, не удостоив Юаня даже приветствием.
Тогда Юань шагнул ему навстречу и, поклонясь, сказал:
– Мне сказали, что ты болен, отец, и я вернулся.
Ван Тигр забормотал в ответ, не глядя на сына:
– Я не болен, это все бабьи разговоры.
Юань спросил:
– Разве ты не посылал за мной, потому что заболел?
И Ван Тигр вновь пробормотал:
– Нет, я за тобой не посылал. Когда меня спрашивали, где ты, я отвечал: «Где бы ни был, пусть там и остается».
Он упрямо глядел на угли и подставлял руки их мерцающему жару.
Такие слова могли задеть кого угодно, а тем более молодого человека, ведь в наши дни родителей чтить не принято, и Юань, научившийся своенравию, мог бы рассердиться пуще прежнего и снова уехать, и жить дальше по-своему. Однако он увидел дрожащие руки отца, бледные и сухие, как у старика, ищущие тепла, и язык у него не повернулся сказать злое слово. До него вдруг дошло, как дошло бы в такой миг до всякого мягкосердечного сына, что его отец от одиночества снова впал в детство, и обращаться с ним следует как с ребенком, ласково и без злости, как бы тот ни упрямился. Отцова слабость пресекла гнев Юаня на корню, к горлу подкатились непривычные слезы, и, если бы он посмел, то протянул бы руку и дотронулся до отца, однако ему помешала странная внутренняя неловкость. Он просто сел на стоявший в сторонке стул и стал смотреть на старого Тигра, терпеливо дожидаясь, когда тот изволит заговорить.
Впрочем, эти минуты подарили ему новую свободу. Он понял, что больше никогда не будет бояться отца. Никогда тот не напугает его своим ревом, свирепыми мрачными взглядами, сведенными черными бровями и прочими ухищрениями, с помощью которых Тигр наводил страх на всех вокруг. Юань увидел правду: уловки эти были для отца лишь оружием. Сам того не зная, он пользовался ими как щитом или же как мечом, которым иные мужчины грозно потрясают в воздухе, не собираясь никого убивать. Подобными ухищрениями