Может, оттого, что Мара оказалась первой. А может… Спустя годы, когда родня состарилась и пришло время откровений, Мара узнала, что у бабушки был ещё один ребёнок (от кого прижитый, она так и не поняла) – Верочка, умершая в младенчестве. В семейной ограде детской могилки не было, бог знает, где это случилось.
Когда Мара стала подрастать, она была уже вполне хороша. Губки сердечком, кудряшки, выбивавшиеся из туго заплетённых мамой косичек, глаза – почему-то в этих глазах с библейским разрезом (видно на любой из детских фотокарточек Мары) гнездилась какая-то взрослая печаль, печаль человека, которому открыты все тайны этого мира, вся его безнадёжность, вся многовековая порча замысла, какое-то предчувствие и всех уже случившихся с человечеством и всех предстоящих бед. Печаль и беззащитность. Маленькая девочка словно предлагает себя в уплату, в искупление.
Мара плачет, когда перебирает эти фотографии.
Где она разминулась с этой девочкой? Где похоронила эту чистую душу?
Мара заканчивала седьмой класс. Уже почти два года вдали от бабушки, но бабушка писала ей каждую неделю, пытаясь уберечь и на расстоянии, давала какие-то нехитрые советы, как вести себя с людьми, чтобы они были дружелюбны, как помогать маме, чтобы она не ругалась. Не ходить далеко от дома вечерами. Не сильно-то разговаривать с мальчиками, особенно, если они из старших классов.
Мара проснулась от тянущей боли внизу живота и от того, что простыня под ней липкая. Свет она не зажигала, чтобы не разбудить братца, везде сующего свой нос противного первоклашку. (Спали они в одной комнате. Так будет даже тогда, когда они получат просторную трёхкомнатную квартиру, с учётом разнополости детей. Родители предпочтут устроить гостиную, пожертвовав одной детской.) Присмотрелась в серой майской ночи, так и есть: тёмное пятно. Мара не знала, что делать: проскользнуть в ванную или оставаться в постели. Но ведь утром всё равно обнаружится. Больше всего девочка боялась, что ей попадёт за испорченное льняное бельё, которая мама по привычке вываривала, синила и крахмалила, убивая на это тучу времени, которого и так не хватало, и обивку дивана. Девочка не заметила, как её судорожные всхлипывания становились всё громче.
Счастье, что в это время у них гостила бабушка, приехавшая, несмотря на свою гипертонию, забрать внуков на лето. Она услышала эти звуки из детской, быстро встала и не дала случившемуся вырасти в катастрофу. Отвела внучку мыться, поняв, что бинтиками и ватками тут не обойдёшься, решительно вытянула из шкафа самую старую, помягчевшую от стирок, простыню и располосовала её ножницами на широкие ленты.
Мама растерянно молчала, чувствуя смутную вину за неподготовленность к этому событию. Наказывать Мару, конечно же, никто не собирался, с облегчением поняла девочка.
Тогда же